Page 52 - Накануне

волнении. Господин Курнатовский вовсе не отрицал пользы науки, университетов и т.д…. а
между тем я понимала негодование Андрея Петровича. Тот смотрит на все это как на
гимнастику какую-то. Шубин подошел ко мне после стола и сказал: «Вот этот и некто другой
(он твоего имени произнести не может) — оба практические люди, а посмотрите, какая
разница: там настоящий, живой, жизнью данный идеал; а здесь даже не чувство долга, а
просто служебная честность и дельность без содержания». Шубин умен, и я для тебя
запомнила его слова; а по-моему, что же общего между вами? Ты веришь, а тот нет, потому
что только в самого себя верить нельзя.
Он уехал поздно, но мамаша успела мне сообщить, что я ему понравилась, что
папенька в восторге… Уж не сказал ли он обо мне, что и у меня есть правила? А я чуть было
не ответила мамаше, что мне очень жалко, но что у меня уже есть муж. Отчего тебя папенька
так не любит? С мамашей еще можно было бы как-нибудь…
О мой милый! Я тебе так подробно описала этого господина для того, чтобы заглушить
мою тоску. Я не живу без тебя, я беспрестанно тебя вижу, слышу… Я жду тебя, только не у
нас, как ты было хотел, — представь, как нам будет тяжело и неловко! — а знаешь, где я тебе
писала — в той роще… О мой милый! Как я тебя люблю!»

XXIII

Недели три после первого посещения Курнатовского Анна Васильевна, к великой
радости Елены, переселилась в Москву, в свой большой деревянный дом возле Пречистенки,
дом с колоннами, белыми лирами и венками над каждым окном, с мезонином, службами,
палисадником, огромным зеленым двором, колодцем на дворе и собачьей конуркой возле
колодца. Анна Васильевна никогда так рано не съезжала с дачи, но в тот год у ней от первых
осенних холодов разыгрались флюсы; Николай Артемьевич, с своей стороны, окончивши
курс лечения, соскучился по жене; притом же Августина Христиановна уехала погостить к
своей кузине в Ревель; в Москву прибыло какое-то иностранное семейство, показывавшее
пластические позы, des poses plastiques, описание которых в «Московских ведомостях»
сильно возбудило любопытство Анны Васильевны. Словом, дальнейшее пребывание на даче
оказалось неудобным и даже, по словам Николая Артемьевича, несовместным с
исполнением его «предначертаний». Последние две недели показались очень длинными
Елене. Курнатовский приезжал два раза, по воскресеньям; в другие дни он был занят. Он
приезжал, собственно, для Елены, не разговаривал больше с Зоей, которой он очень
понравился. «Das ist ein Mann!» 29 — думала она про себя, глядя на его смуглое и
мужественное лицо, слушая его самоуверенные, снисходительные речи. По ее мнению, ни у
кого не было такого чудного голоса, никто не умел так отлично произнести: «я имел
чес-с-ть» или «я весьма доволен». Инсаров не был у Стаховых, но Елена видела его раз
украдкой в небольшой рощице над Москвой-рекой, где она назначила ему свидание. Они
едва успели сказать несколько слов друг другу. Шубин возвратился в Москву вместе с
Анной Васильевной; Берсенев несколькими днями позже.
Инсаров сидел у себя в комнате и в третий раз перечитывал письма, доставленные ему
из Болгарии с «оказией»; по почте их боялись посылать. Он был очень встревожен ими.
События быстро развивались на Востоке; занятие княжеств русскими войсками волновало
все умы; гроза росла, слышалось уже веяние близкой, неминуемой войны. Кругом занимался
пожар, и никто не мог предвидеть, куда он пойдет, где остановится; старые обиды, давние
надежды — все зашевелилось. Сердце Инсарова сильно билось: и его надежды сбывались.
«Но не рано ли? не напрасно ли? — думал он, стискивая руки. — Мы еще не готовы. Но так
и быть! Надо будет ехать».
Что-то слегка зашумело за дверью, она быстро распахнулась — и в комнату вошла

29 Это — мужчина! (нем.)