Page 127 - Обыкновенная история

глаза горели лихорадочным блеском, щеки пылали, черты лица странно разложились. «Как
она нехороша!» – думал Александр, глядя на нее с гримасой.
– Я отмщу вам, – говорила она, – вы думаете, что так легко можно шутить судьбой
женщины? Вкрались в сердце лестью, притворством, овладели мной совершенно, а потом
кинули, когда я уж не в силах выбросить вас из памяти… нет! я вас не оставлю: я буду вас
всюду преследовать. Вы никуда не уйдете от меня: поедете в деревню – и я за вами, за
границу – и я туда же, всегда и везде. Я не легко расстанусь с своим счастьем. Мне все равно,
какова ни будет жизнь моя… мне больше нечего терять; но я отравлю и вашу: я отмщу,
отмщу; у меня должна быть соперница! Не может быть, чтоб вы так оставили меня… я найду
ее – и посмотрите, что я сделаю: вы не будете рады и жизни! С каким бы наслаждением я
услыхала теперь о вашей гибели… я бы сама убила вас! – крикнула она дико, бешено.
«Как это глупо! нелепо!» – думал Александр, пожимая плечами.
Видя, что Александр равнодушен и к угрозам, она вдруг перешла в тихий, грустный
тон, потом молча глядела на него.
– Сжальтесь надо мной! – заговорила она, – не покидайте меня; что я теперь без вас
буду делать? я не вынесу разлуки. Я умру! Подумайте: женщины любят иначе, нежели
мужчины: нежнее, сильнее. Для них любовь – все, особенно для меня: другие кокетничают,
любят свет, шум, суету; я не привыкла к этому, у меня другой характер. Я люблю тишину,
уединение, книги, музыку, но вас более всего на свете…
Александр обнаружил нетерпение.
– Ну, хорошо! не любите меня, – с живостию продолжала она, – но исполните ваше
обещание: женитесь на мне, будьте только со мной… вы будете свободны: делайте, что
хотите, даже любите, кого хотите, лишь бы я иногда, изредка видела вас… О, ради бога,
сжальтесь, сжальтесь!..
Она заплакала и не могла продолжать. Волнение истощило ее, она упала на диван,
закрыла глаза, зубы ее стиснулись, рот судорожно искривился. С ней сделался истерический
припадок. Через час она опомнилась, пришла в себя. Около нее суетилась горничная. Она
огляделась кругом. «А где же?..» – спросила она.
– Они уехали!
– Уехал! – уныло повторила она и долго сидела молча и неподвижно.
На другой день записка за запиской к Александру. Он не являлся и не давал ответа. На
третий, на четвертый день то же. Юлия написала к Петру Иванычу, приглашая его к себе по
важному делу. Жену его она не любила, потому что она была молода, хороша и приходилась
Александру теткой.
Петр Иваныч застал ее не шутя больной, чуть не умирающей. Он пробыл у ней часа
два, потом отправился к Александру.
– Каков притворщик, а! – сказал он.
– Что такое? – спросил Александр.
– Смотрите, как будто не его дело! Не умеет влюбить в себя женщину, а сам с ума
сводит.
– Я не понимаю, дядюшка…
– Чего тут не понимать? понимаешь! Я был у Тафаевой: она мне все сказала.
– Как! – пробормотал Александр в сильном смущении. – Все сказала!
– Все. Как она любит тебя! Счастливец! Ну, вот ты все плакал, что не находишь
страсти: вот тебе и страсть: утешься! Она с ума сходит, ревнует, плачет, бесится… Только
зачем вы меня путаете в свои дела? Вот ты женщин стал навязывать мне на руки. Этого
только недоставало: потерял целое утро с ней. Я думал, за каким там делом: не имение ли
хочет заложить в Опекунский совет… она как-то говорила… а вот за каким: ну дело!
– Зачем же вы у ней были?
– Она звала, жаловалась на тебя. В самом деле, как тебе не стыдно так неглижировать?
четыре дня глаз не казал – шутка ли? Она, бедная, умирает! Ступай, поезжай скорее…
– Что ж вы ей сказали?