Page 71 - Война и мир 1 том
P. 71

– Бонапарте  в  рубашке  родился.  Солдаты  у  него  прекрасные.  Да  и  на  первых  он  на
               немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А
               они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
                     И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте  во
               всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что
               какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение,
               как  и  старый  князь.  Князь  Андрей  слушал,  удерживаясь  от  возражений  и  невольно
               удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких
               подробностях  и  с  такою  тонкостью  знать  и  обсуживать  все  военные  и  политические
               обстоятельства Европы последних годов.
                     – Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А
               мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой-то, где он показал
               себя?
                     – Это длинно было бы, – отвечал сын.
                     – Ступай же ты к Буонапарте своему. M-lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre
               goujat  d'empereur!  [    вот  еще  поклонник  вашего  холопского  императора…]    –  закричал  он
               отличным французским языком.
                     – Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince.  [    Вы знаете, князь, что я не
               бонапартистка.]
                     – «Dieu  sait  quand  reviendra»…  [    Бог  знает,  вернется  когда!]    –  пропел  князь
               фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из-за стола.
                     Маленькая  княгиня  во  всё  время  спора  и  остального  обеда  молчала  и  испуганно
               поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из-за стола, она взяла за
               руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
                     – Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut-etre
               qu'il me fait peur. [   Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого-то я и боюсь
               его.]
                     – Ax, он так добр! – сказала княжна.



                                                            XXVIII

                     Князь  Андрей  уезжал  на  другой  день  вечером.  Старый  князь,  не  отступая  от  своего
               порядка,  после  обеда  ушел  к  себе.  Маленькая  княгиня  была  у  золовки.  Князь  Андрей,
               одевшись  в  дорожный  сюртук  без  эполет,  в  отведенных  ему  покоях  укладывался  с  своим
               камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате
               оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой
               серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из-под
               Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё
               было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
                     В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки,
               обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется
               прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно.
               Он,  заложив  руки  назад,  быстро  ходил  по  комнате  из  угла  в  угол,  глядя  вперед  себя,  и
               задумчиво  покачивал  головой.  Страшно  ли  ему  было  итти  на  войну,  грустно  ли  бросить
               жену, –  может  быть,  и  то  и  другое,  только,  видимо,  не  желая,  чтоб  его  видели  в  таком
               положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как
               будто  увязывал  чехол  шкатулки,  и  принял  свое  всегдашнее,  спокойное  и  непроницаемое
               выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
                     – Мне  сказали,  что  ты  велел  закладывать, –  сказала  она,  запыхавшись  (она,  видно,
               бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени
   66   67   68   69   70   71   72   73   74   75   76