Page 73 - Война и мир 1 том

ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, –
насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [ А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит
меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая
просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и
ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, –
сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что-то, но еще не показывая, как будто то,
что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в
исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что-то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было
дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но
для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во
всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты
обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь
снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… –
сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло
лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, –
прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в
Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с
торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок
Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё
болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она
остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же
время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [ Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди
строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем-нибудь свою жену
или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя
виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела
сказать что-то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала,
говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на
свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою
жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в
каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать,