Page 85 - Война и мир 1 том

товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время
навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий,
австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом
Марии-Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал-аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким
выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал-аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному
генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом
Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал-аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную
книжку, быстро начертил что-то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами
подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто
спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как
будто намереваясь что-то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про
себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на
пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности,
нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [ Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он
сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось
совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб
разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя
Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под
Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были
разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих
пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой
главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его
погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения
русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен
будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении
самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и
принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских
войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату,
чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим
сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему-то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами
лицо князя Андрея.