Page 63 - Война и мир 3 том

Нигде не было хорошо, но все-таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он
никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом
опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону
раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панта-
лоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя
на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему тру-
дом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее,
поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы,
в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила
под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую
ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого-то. «Да, да, еще что-то важное
было, очень что-то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал.
Нет, что-то такое, что-то в гостиной было. Княжна Марья что-то врала. Десаль что-то – дурак
этот – говорил. В кармане что-то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея.
Княжна Марья читала. Десаль что-то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и
витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при сла-
бом свете из-под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его
значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они
уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый
полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на
лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к
любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые
сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною
в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка-императрица, ее улыбки, слова, когда
она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столк-
новение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поско-
рее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»

IV

Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти
верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны
Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких
мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах
небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику