Page 70 - Война и мир 3 том

завши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду
и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необ-
ходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его
были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забы-
вать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и
офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но
добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно
новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но
как только он сталкивался с кем-нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять още-
тинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с
прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только
не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после
того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6-го
августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхище-
ние столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря
полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов пред-
мете – о своем полку. 10-го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми
Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали
в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему
желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в кото-
рой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб,
переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде
никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине
пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь
была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку.
Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые пова-
лены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса-садовника. Никто не откликнулся. Обогнув
оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы
обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел
лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил
сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей
магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая
с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен став-
нями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития.
Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно
подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении
дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был выве-
зен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым
взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть
остается.