Page 330 - Рассказы

Почему это происходит с Митей – неизвестно.
О своей наружности он мнения очень определенного. Стоит ему только увидеть
какое-нибудь зеркало, как он подходит к нему и на несколько минут застывает в немом
восхищении. Его неприхотливая натура выносит даже созерцание самого себя в крышку от
коробки с ваксой или в донышко подстаканника. Он кивает себе дружески головой,
подмигивает, и рот его распускается в такую широчайшую улыбку, что углы губ сходятся
где-то на затылке.
У Крысакова и у меня установилась такая система обращения с ним: при встрече –
обязательно выбранить, упрекнуть или распечь неизвестно за что.
Качества этой системы строго проверены, потому что Митя всегда в чем-нибудь
виноват.
Иногда, еще будучи у себя в кабинете, я слышу приближающийся стук, грохот и топот.
Вваливается Митя, зацепившись одним дюжим плечом за дверь, другим за шкап.
Он не попадался мне на глаза дня три, и я не знаю за ним никакой вины; тем не менее,
подымаю глаза и строго говорю:
– Ты что же это, а? Ты смотри у меня!
– Извините, Аркадий Тимофеевич.
– «Извините»… я тебя так извиню, что ты своих не узнаешь. Я не допущу этого
безобразия!!! Я научу тебя!
Молодой мальчишка, а ведет себя черт знает как! Если еще один раз я узнаю…
– Больше не буду! Я немножко.
– Что немножко?
– Да выпил тут с Егором. И откуда вы все узнаете?
– Я, братец, все знаю. Ты у меня узнаешь, как пьянствовать! От меня, брат, не
скроешься.
У Крысакова манера обращения с Митей еще более простая. Встретив его в передней,
он сердито кричит одно слово:
– Опять?!!
– Простите, Алексей Александрович, не буду больше. Мы ведь не на деньги играли, а
на спички.
– Я тебе покажу спички! Ишь ты, картежник выискался.
Митя никогда не оставляет своего хозяина в затруднении: на всякий самый
необоснованный окрик и угрозу – он сейчас же подставляет готовую вину.
Кроме карт и вина, слабость Мити – женщины. Если не ошибаюсь, система ухаживать у
него пассивная – он начинает хныкать, стонать и плакать, пока терпение его возлюбленной
не лопнет, и она не подарит его своей благосклонностью.
Однажды желание отличиться перед любимой женщиной толкнуло его на рискованный
шаг.
Он явился ко мне в кабинет, положил на стол какуюто бумажку и сказал:
– Стихи принесли.
– Кто принес?
– Молодой человек.
– Какой он собою?
– Красивый такой блондин, высокий… Говорит, «очень хорошие стихи»!
– Ладно, – согласился я, разворачивая стихи. – Ему лучше знать. Посмотрим.

Вы, Лукерья Николаевна,
Выглядите очень славно.
Ваши щеки, как малина,
Я люблю вас, очень сильно —
Вот стихи на память вам,
Досвиданица, мадам.