Page 335 - Рассказы

производит крайне выгодное впечатление.
Однажды в Харькове я зашел в английский магазин купить шляпу.
– Сколько стоит эта шляпа? – спросил я.
– Десять рублей, – сказал хозяин.
– Хорошо, заверните. Вот вам 25 рублей – позвольте сдачу.
– Пожалуйста.
– Позвольте!.. Мне нужно сдачи 15 рублей, а вы даете 18. Вы ошиблись в мою пользу.
– Нет, не ошибся. Дело в том, что шляпа стоит всего 7 рублей, и я не могу взять за нее
больше…
– А почему же вы сказали раньше – 10.
– Я думал, вы будете торговаться – русские всегда торгуются. Я бы и сбросил 3 рубля.
Но раз вы не торгуетесь – не могу же я взять за нее больше…
Вот я рассказал этот эпизод. Но если бы русские купцы не были такими мошенниками
– мне и в голову бы не пришло восхищаться поступком иностранца-шляпника.

* * *

Немецкая аккуратность, немецкая методичность – это все выводит настоящего русского
из себя.
В Берлине мы зашли однажды в какой-то музей военных трофеев.
Подошли в первой зале к монументальному сторожу и спросили:
– А где тут знамена?
Он оглядел нас и стал со вкусом медленно чеканить:
– Знамена есть налево; знамена есть направо; знамена есть впереди; знамена есть в
нижнем этаже; знамена есть в верхнем этаже; знамена есть в среднем этаже. Какие именно
знамена хотели бы вы видеть?
В одной немецкой гостинице я наблюдал следующий факт: какой-то человек постучал
в дверь первого номера и сказал:
– Очень прошу извинения – не здесь ли находится в гостях господин Шульц; он мне
нужен по одному мануфактурному делу.
После этого он постучал во второй номер:
– Очень прошу извинения – не здесь ли находится в гостях господин Шульц; он мне
нужен по одному мануфактурному делу. Я уже спрашивал в первом номере – его нет.
То же самое он повторил в третьем, четвертом и пятом номере. В шестом уже добавлял:
я искал господина Шульца в первом номере, я искал господина Шульца во втором номере, в
третьем и в четвертом, я искал господина Шульца также в пятом – его там не было. Нет ли у
вас господина Шульца, необходимого мне по мануфактурному делу?
У нас в России после этого монолога открылась бы дверь третьего или четвертого
номера и сапог полетел бы в голову незадачливого мануфактурщика.
А в немецкой гостинице голоса отвечали из-за дверей:
– Я очень сожалею, но у меня в пятом номере нет в гостях господина Шульца,
необходимого вам по мануфактурному делу; но нет ли господина Шульца в номере шестом?
Все немецкие двери украшены надписями: «выход», будто кто-нибудь без этой надписи
воспользуется дверью, как машинкой для раздавливания орехов, или, уцепившись за
дверную ручку, будет кататься взад и вперед. Надписи, украшающие стены уборных в
немецких вагонах, – это целая литература: «просят нажать кнопку», «просят бросать сюда
ненужную бумагу», под стаканом надпись «стакан», под графином «графин», «благоволите
повернуть ручку», в «эту пепельницу покорнейше просят бросать окурки сигар, а также
других табачных изделий».
Одним словом, всюду – битте-дритте, как говорил Крысаков.
Существует и немецкая любовь к изящному: в Берлине большинство автомобилей
раскрашено разноцветными розочками; всякая вещь, которая поддается позолоте, –