Page 339 - Рассказы

– Was?
– Я говорю, выход. Гиб мир эйн кусс. Битте цаллен. Цузамен.
Господин задрожал от страха и убежал.
Бродил Митя так до вечера; покупатели стали редеть, зажглись огни… Мучимый
голодом Митя заметил около одной покупательницы на стуле коробку конфет; потихоньку
стащил ее, забрался в укромный уголок чемоданного отделения, съел добычу – и сон сморил
его.
Только утром нашли его; он спал, положив под голову пустую раздавленную коробку
из-под конфет, и на лице его были видны следы ночных слез. Бедный Митя…
Вот что последовало за этим: сердобольные продавщицы накормили его, одна из них
поговорила с ним по-русски, выяснила положение, но так как нашего адреса Митя не знал, то
дальнейший путь его жизни резко разошелся с нашим.
Мы уехали в Дрезден, а Митя, поддержанный вертгеймовскими продавщицами,
которые были очарованы его простодушным немецким разговором и веселостью нрава,
Митя открыл торговлю: стал продавать газеты, спички и букетики цветов – одним словом,
все то, сбыт чего не требовал знания тонкостей немецкого диалекта.
Только на обратном пути в Россию отыскали мы через вертгеймовских продавщиц
нашего Митю; он сначала встретил нас презрительно, потом обрушился на нас с упреками, а
в конце концов расплакался и признался, что хотя богатство и прельщает его, но родину он
не забывает и, вернувшись, сделает для нее все, что может.

Тироль

Инсбрук. – Пернатые. – Тяжелый разговор. – О немецком остроумии. – Теория
приливов и отливов. – Сандерс болен. – Еще одна теория. – В Штейнах. – Зловещее
место. – Ссора с Крысаковым. – Отъезд в Фаркартен

Инсбрук – столица Тироля. Правильнее, Инсбрук – мировая столица скуки,
самодовольно-мелкого прозябания, сытости и сентиментальной тирольской глупости.
Приехав в Инсбрук, мы первым долгом на вокзале наткнулись на существо, которое во
всяком нормальном здравомыслящем русском должно было вызвать смешанное чувство
изумления и веселья.
Это был краснощекий, туполицый, голоногий тиролец, с ног до головы убранный
разноцветными лентами и утыканный перьями, точно петух, которого кухарка начала
ощипывать и, не окончив, побежала в мелочную лавочку за бутылкой прованского масла.
Голова этого дюжего парня была украшена какой-то бумажной короной, а за ушами
торчали два пучка цветов.
Он что-то мурлыкал и приплясывал.
– Если бы не перья, – сказал Крысаков, – я мог бы предположить, что это человек.
– Больше того, – поддержал Мифасов. – Это похоже на девушку. Смотрите, сколько на
ней лент.
В это время откуда-то вынырнул еще десяток людей, разукрашенных подобным же
странным образом.
– Боже ты мой! Вероятно, где-нибудь поблизости лопнул сумасшедший дом и
содержимое его вытекло на потеху мальчишек и на страх взрослым.
Но сейчас же мы заметили, что странная компания не только не пугала аборигенов, но
даже не останавливала на себе ничьего мимолетного внимания. Взрослые тирольцы,
тирольки и маленькие тирольчата проходили мимо не оглядываясь, и только некоторые
раскланивались с предводителем труппы.
– Сандерс, – сказал Крысаков, – узнай, что с ними случилось? Не надо ли им чего?
Если судить о немецком языке по Сандерсову разговору – можно вывести заключение,