Page 348 - Рассказы

– Вы заболеете от такой пищи! – предупредил Сандерс.
Он угадал: на другой день я был болен легкой лихорадкой, но, к несчастью, заболел и
Сандерс, который питался «по гонгу». Этим блестяще опровергалась его теория.
И опять Крысаков трогательно, как сестра милосердия, ухаживал за нами. Сочинял нам
разные лекарства, натирал нас вином и коньяком, отделяя для себя известный процент этих
медикаментов в виде гонорара; совал нам под мышку термометры, вскакивал ночью и,
встревоженный, прибегал к нам, чтобы пробудить нас от крепкого сна; мне рекомендовал
холодную ванну, а Сандерсу горячую, хотя симптомы были у нас совершенно одинаковые…

2
Купанье на Лидо. – «Русским языком я тебе говорю!» – Гондолы. – Паразиты. – Собор
св. Марка. – Перепроизводство дожей. – Школа св. Маргариты. – Снова и снова
Сандерс болен. – Как мы купались

Через два дня Крысаков нашел нас совершенно здоровыми и повез на Лидо купаться.
И опять на долгое время погрузился я в состояние тихого восторга. Небо, какого нет
нигде, вода, которой нет нигде, и берег, которого нет нигде.
Милые, милые итальянцы!.. Они не стыдливы и просты, как первые люди в раю. И
удивительно, как сатириконцы быстро ко всему приспосабливаются: едва мы разделись и
натянули на себя «трусики» величиной в носовой платок – как сразу почувствовали себя
маленькими детьми, которых нянька полощет в ванне. Похлопывая себя по груди и бокам,
ринулись мы на песок, не стесняясь присутствием дам, зарылись в него, выскочили, огласили
воздух победным криком и обрушились в воду, подняв такое волнение, что, вероятно, не
одно судно, паруса которых мелькали вдали, перевернулось и пошло ко дну.
Мужчины и дамы, полоскавшиеся около, смотрели на нас с некоторым удивлением.
Эта обуглившаяся от солнца публика долго любовалась на наши белые, как молоко,
северные тела, причем один из ротозеев соболезнующе сказал:
– Это недолго. Через три дня почернеете.
– О, милые! – возразил Крысаков. – Мы пожираем таких же пауков и спрутов, каких
пожираете вы, пьем ваше кьянти, готовы петь и плясать по-вашему целый день, разделись
голые, как вы сейчас, не стесняясь дам, – почему же нам и не сделаться такими же черными,
как вы?
Мы упали животами на песок и, надвинув на затылки панамы, подставили свои плечи и
ноги под жгучий каскад горячего, как кипяток, солнца.
Крысаков, впрочем, нашел в себе силы доползти до Сандерса, приподнять его панаму и
нежно поцеловать в темя.
– Зачем? – лениво спросил Сандерс.
– Инженер. Люблю инженеров. И мы погрузились в нирвану.
Когда мы одевались, я услышал в соседней кабинке странный диалог.
Незнакомый сиплый голос говорил:
– Русским языком я тебе говорю или нет: принеси мне лампадочку вермутцу
позабористее.
Голос слуги при кабинках – старого, выжженного солнцем итальянца-старика в
матроске (я его видел раньше) отвечал:
– Нон каписко.
– Не каписко! Чертова голова! Не каписко, а вермут. Ну? Русским языком я тебе,
кажется, говорю: вермут принеси, понимаешь? винца!
– Нон каписко.
– Да ты с ума сошел? Кажется, русским языком я тебе говорю… и т. д.
– Слушайте! – крикнул я. – Вы русский?
– Да, конечно! Кажется, русским языком говоришь этому ослу…
– На них это не действует… Скажите ему по-итальянски…