Page 57 - Рассказы
P. 57
Филат повернулся к воротам и, неожиданно обидевшись, сказал на ходу:
— Для кого в снегу смерть, а для меня он — дорога.
— Ну и вали по нем — ешь его и грейся! — с досадой закончил разговор Макар и перевел
зло на веревку: — Сучья ты вещь, рваться горазда, а груз тащить тебя нету!..
Филат почувствовал такую крепость в себе, как будто у него был дом, а в доме обед и
жена. Он уже больше не боялся голода и шел без стыда за свою одежду. «Я ни при чем,
что мне так худо, — думал Филат. — Я не нарочно на свет родился, а нечаянно, пускай
теперь все меня терпят за это, а я мучиться не буду».
Дойдя до дома З. В. Астахова, Филат разыскал хозяина и сказал ему о своей нужде. Захар
Васильевич слушал обоими глухими ушами и понял Филата:
— Вчерась, говорят, сторож на кладбище умер — сегодня к обедне звонить некому было:
ты бы наведался!
Жена Захара Васильевича мыла посуду и услышала совет мужа:
— Да сиди уж со своим сторожем — дьякон сам лазил звонить, — ты с глуху-то ничего не
слышишь! Да и сторожа, Никитишна говорила, взяли — Пашку-сапожника.
— А? Какого Пашку? — спрашивал Захар Васильевич и моргал от внимания.
— Да Пашку-то! Сестра у него — Липка! — кричала жена Настасья Семеновна. — Мать-
то он в прошлом году из могилы раскапывал — волоса да кости нашел! Вспомнил теперь?
— А! — сказал Захар Васильевич. — Пашку? Филат бы громче звонил!..
День еще не кончился, а от туч потемнело, и начал реять легкий, редкий снег. Заунывно
поскрипывала где-то ставня от местного дворового сквозняка, и Филат думал, что этой
ставне тоже нехорошо живется.
Больше нигде Филата не ждали, и следовало только возвратиться к Спиридону Матвеичу
на кухню и натощак переночевать.
Филат подумал, что еще рано: ляжешь — не уснешь, и пошел на свалку.
Дом Игната Порфирыча стоял одиноко, как и в прошлый год. Только много дорожек к
нему по снегу протоптано: то бродили нищие к обедне и к вечерне.
Филат остановился невдалеке: внутрь дома его не пустили бы нищие. Под снежной
пеленою ясно вздувались кучи слободского добра, а за ними лежала угасшая смутная
степь.
Вдалеке — в розвальнях, по следам старого степного тракта — ехал одинокий мужичок в
свою деревню, и его заволакивала ранняя тьма. И Филат бы сел к нему в сани, доехал до
дымной теплой деревни, поел бы щей и уснул на душных полатях, позабыв вчерашний
день. Но мужичок уже скрылся далеко и видел свет в окне своей избы.
Филат заметил, что в доме кто-то хочет зажечь огонь и не может — наверно, деревянное
масло все вышло, а керосина тогда нигде не продавали. Дверь дома отворилась, изнутри
раздался гортанный гул беспокойных нищих, и вышел человек с пылавшей пламенем
цигаркой. Это он закуривал и освечивал окно. Человек с трудом неволил больные ноги
по снегу и припадал всем туловищем. Дойдя до Филата, он вздохнул и сказал:
— Человек, сбегай за хлебцем в слободу — я тебе дам шматок, — ноги не идут!
Филат оживел и помчался, а нищий присел на корточки, чтобы не мучить ног, и стал
ждать его.
Когда Филат вернулся с хлебом, нищий позвал его в хату:
— Пойдем погреться. Я тебе ножиком хлеб поровней отрежу, что ж ты тут один стоишь!