Page 57 - Рассказы
P. 57

Филат повернулся к воротам и, неожиданно обидевшись, сказал на ходу:
                — Для кого в снегу смерть, а для меня он — дорога.

                — Ну и вали по нем — ешь его и грейся! — с досадой закончил разговор Макар и перевел
                зло на веревку: — Сучья ты вещь, рваться горазда, а груз тащить тебя нету!..

                Филат почувствовал такую крепость в себе, как будто у него был дом, а в доме обед и
                жена. Он уже больше не боялся голода и шел без стыда за свою одежду. «Я ни при чем,
                что мне так худо, — думал Филат. — Я не нарочно на свет родился, а нечаянно, пускай
                теперь все меня терпят за это, а я мучиться не буду».
                Дойдя до дома З. В. Астахова, Филат разыскал хозяина и сказал ему о своей нужде. Захар
                Васильевич слушал обоими глухими ушами и понял Филата:
                — Вчерась, говорят, сторож на кладбище умер — сегодня к обедне звонить некому было:
                ты бы наведался!
                Жена Захара Васильевича мыла посуду и услышала совет мужа:

                — Да сиди уж со своим сторожем — дьякон сам лазил звонить, — ты с глуху-то ничего не
                слышишь! Да и сторожа, Никитишна говорила, взяли — Пашку-сапожника.

                — А? Какого Пашку? — спрашивал Захар Васильевич и моргал от внимания.
                — Да Пашку-то! Сестра у него — Липка! — кричала жена Настасья Семеновна. — Мать-
                то он в прошлом году из могилы раскапывал — волоса да кости нашел! Вспомнил теперь?

                — А! — сказал Захар Васильевич. — Пашку? Филат бы громче звонил!..



                День еще не кончился, а от туч потемнело, и начал реять легкий, редкий снег. Заунывно
                поскрипывала где-то ставня от местного дворового сквозняка, и Филат думал, что этой
                ставне тоже нехорошо живется.
                Больше нигде Филата не ждали, и следовало только возвратиться к Спиридону Матвеичу
                на кухню и натощак переночевать.
                Филат подумал, что еще рано: ляжешь — не уснешь, и пошел на свалку.

                Дом Игната Порфирыча стоял одиноко, как и в прошлый год. Только много дорожек к
                нему по снегу протоптано: то бродили нищие к обедне и к вечерне.

                Филат остановился невдалеке: внутрь дома его не пустили бы нищие. Под снежной
                пеленою ясно вздувались кучи слободского добра, а за ними лежала угасшая смутная
                степь.

                Вдалеке — в розвальнях, по следам старого степного тракта — ехал одинокий мужичок в
                свою деревню, и его заволакивала ранняя тьма. И Филат бы сел к нему в сани, доехал до
                дымной теплой деревни, поел бы щей и уснул на душных полатях, позабыв вчерашний
                день. Но мужичок уже скрылся далеко и видел свет в окне своей избы.

                Филат заметил, что в доме кто-то хочет зажечь огонь и не может — наверно, деревянное
                масло все вышло, а керосина тогда нигде не продавали. Дверь дома отворилась, изнутри
                раздался гортанный гул беспокойных нищих, и вышел человек с пылавшей пламенем
                цигаркой. Это он закуривал и освечивал окно. Человек с трудом неволил больные ноги
                по снегу и припадал всем туловищем. Дойдя до Филата, он вздохнул и сказал:

                — Человек, сбегай за хлебцем в слободу — я тебе дам шматок, — ноги не идут!
                Филат оживел и помчался, а нищий присел на корточки, чтобы не мучить ног, и стал
                ждать его.

                Когда Филат вернулся с хлебом, нищий позвал его в хату:
                — Пойдем погреться. Я тебе ножиком хлеб поровней отрежу, что ж ты тут один стоишь!
   52   53   54   55   56   57   58   59   60   61   62