Page 62 - Рассказы

не страсть, не тоскливое увлечение, но общая жизненная участь, и, покорные ей, они
смирились и прильнули друг к другу неразлучно навек.

— Вот оно так-то поумней будет! — бодро бормотал старик. — Вставай, вставай,
Аграфена Максимовна, теперь время военное — и старуха солдат…

— Да будет тебе, брехун… Вот командир молчит, а ты все языком толчешь. Какой я
солдат! Кто солдат-то кормить и обшивать будет, коли все солдатами станут, старая твоя
голова, — ты подумай!..

Старик был доволен и не обижался.
Груша, а Груша! — сказал он с мольбой. — А как бы нам куренка хоть на угольях как-
нибудь поскорее испечь — ведь у нас нынче не простые гости будут…
Старуха оправила на себе одежду, потом начала чесать деревянным гребнем свои густые
еще волосы.
— Да чего же, — согласилась она, подумав. — И куренка можно пожарить. Я сейчас
встану схожу…
— Того белоперого, белоперого, он посытее будет других, — подсказывал старый хозяин.

— Да я уж сама угляжу, какой там сытее, а какой тощей…
Махонин не мог понять, почему в Малой Верее остались живые куры, когда тут
оседлостью жили немцы.

— А как же немцы-то у вас были, Семен Иринархович? — спросил майор. — Неужели они
кур у вас не доели?

— Да, а что нам немцы, Александр Степанович! — весело отозвался старый человек. — У
нас не только что куры есть, иной колхозник и корову в лесу сберег, скотина в чаще две
зимы спасалась. У нас и матки со свинофермы целыми остались, ну с тела отощали
малость, да это мы их поправим… Эх, милый человек, что нам немцы, если по уму их
мерить! Уж наша власть на что умна, на что поворотлива была, а и то, бывало, наш
крестьянин-то возьмет ее, умницу, да обманет — ну для своей пользы, конечно. А потом,
может, и вред ему же будет, а он все-таки для проверки и на убыток пойдет — вот ведь
как!.. А немец нам что — разве устоит он против нашего соображения? Он не устоит, он
не может: мы по своему сознанию первее его, потому что мы судьбы больше испытали!
Вот ведь что, Александр Степанович… Немец всю Россию завоевать хотел, да неуправка
у него вышла. А хоть бы и завоевал он нас, всю Россию, так опять же все ему стало бы ни
к чему и впрок бы не пошло, и он бы сам вскорости уморился от нас, потому что хоть ты
и завоюешь нас, так, обратно, совладать с нами никому нельзя. У нас уж такое
устройство во внутренности есть — пока живешь, все будешь неприятелю поперек
делать, а потом, глядишь, либо он умрет от тебя, либо ему постыло и жутко станет у нас,
и он сам уйдет ночью назад на свое отечество, и еще в самую середину его укроется,
чтоб дальше от нас быть… Мы без вас тут, Александр Степанович, всякую мысль думали
и сами знали, как нам быть, чтоб немца не было…

— Так-то оно так, Семен Иринархович, — произнес майор Махонин, — а может, и не
так… Совладать немец с нашим народом не может, это, Семен Иринархович, правда
твоя, а убить его намертво он может постараться…
— Иди, иди, старая, — сказал старик своей жене, уже убиравшей баньку, чтобы были в
ней чистота и порядок. — Иди по моему указанию — ощипай нам к обеду цыплака!

— Обрадовался, старый бес, — тихо проговорила старуха, — привык гулять-то да язык
чесать при советской власти, ан немец-то, гляди, опять воротится! И этот тоже — одну
деревню отвоевал и сиднем в ней сел — командир! Нет того, чтоб дальше втупор же на
немца идти, пока он напуган!..
Махонин понимал бессмысленность слов старухи, обращенных к нему но все же ему
стало стыдно и неловко.
— Мне, хозяйка, в Малой Верее велено быть… Я без приказа не смею идти. Но вы не