Page 303 - Преступление и наказание

анализирует припадки полусумасшествия, под влиянием которого его Раскольников, почти
бессознательно, совершает убийство и потом инстинктивно, движимый чисто животным
чувством самосохранения, старается скрыть следы преступления».245
О глубине психологического анализа как об отличительной черте дарования
Достоевского, ярко проявившейся в его новом романе, писал и другой рецензент: «Талант Ф.
М. Достоевского развился рельефно, и главная сторона и свойства его таковы, что он резко
отличается от дарований других наших писателей. Предоставив им внешний мир
человеческой жизни: обстановку, в которой действуют их герои, случайные внешние
обстоятельства и т. п., Достоевский углубляется во внутренний мир человека, внимательно
следит за развитием его характера и своим глубоко основательным, но беспощадным
анализом выставляет перед читателем всю его внутреннюю, духовную сторону — его мозг и
сердце, ум и чувства. Этот анализ и отличает его от всех других писателей и ставит на
почетное и видное место в русской литературе».246
О двойственном характере восприятия романа широкой массой читателей — как
«тенденциозного» произведения, направленного против настроений демократической
молодежи, с одной стороны, и — с другой — как вещи, отмеченной огромной мощью
психологического проникновения в душу героев, — иронически вспоминал через год один
из современников:
«Начало этого романа наделало много шуму, в особенности в провинции, где все
подобного рода вещи принимаются, от скуки, как-то ближе к сердцу. Главнейшим образом
заинтересовала всех не литературная сторона романа, а, так сказать, тенденциозная: вот, мол,
студент ведь старуху-то зарезал, следовательно, тут тово , что-нибудь да не даром! А тут,
как раз кстати, появилась и известная рецензия в „Современнике“, которая, надобно правду
сказать, много дала „Русскому вестнику“ новых читателей. О новом романе говорили даже
шепотом, как о чем-то таком, о чем вслух говорить не следует <…> С этого именно времени
научное слово „анализ“ получило право гражданства в провинциальном обществе, которое
прежде его совсем не употребляло, — и новое слово, как видно, пришлось по вкусу. Только,
бывало, и слышишь толки: „Ах, какой глубокий анализ! Удивительный анализ!..“ „О, да! —
подхватывала другая барыня, у которой и самой уже возбудилось желание пустить в дело это
новое словечко, — анализ действительно глубокий, но только, знаете ли что? — прибавляла
она таинственно, — говорят, анализ-то потому и вышел очень тонкий, что сочинитель сам
был…“ — при этом дама наклонялась к уху своей удивленной слушательницы…
„Неужели?..“ — „Ну да, зарезал, говорят, или что-то вроде этого…“».247
«Роман этот <…> — писал другой печатный орган, — возбуждает в обществе толки
самые разнообразные. Приводим здесь главные из них, которые чаще других привелось нам
слышать: „Что можно сказать особенного на эту избитую тему?“ — говорят, пробежавши
первые страницы романа люди, начитавшиеся вдоволь судебно-уголовных процессов и
романов на подобные темы. „Как жалко этого молодого человека (преступника) — он такой
образованный, добрый и любящий, и вдруг решился сделать такой ужасный поступок“, —
отзываются люди, обыкновенно с жаром читающие всякого рода романы и не
размышляющие о том, для чего они пишутся. „Фу… какое скверное и мучительное
впечатление остается после этой книги!..“ — говорят, бросая ее, люди, доказывающие этими
самыми словами, что ни одно слово романа не оставлено ими без внимания и что мысли,
возбужденные им, тяжело западают в голову, несмотря на все желание от них
отделаться».248
Из суждений писателей-современников о начальных главах романа нам известен отзыв
И. С. Тургенева, отметившего после чтения первых двух книжек «Русского вестника» 25
марта (6 апреля) 1866 г. в письме к А. А. Фету из Баден-Бадена, что первая часть
«Преступления и наказания» Достоевского «замечательна» (вторая половина первой части, т.
е. теперешняя вторая часть, показалась ему слабее первой, отдающей
«самоковыряньем»),249А. Ф. Кони сообщает в своих воспоминаниях о восторженном
отношении А. Н. Майкова к первой части.250Одобрительно отозвался о романе в Женеве в