Page 31 - История одного города

«гаденком» и прочее.
К довершению бедствия, глуповцы взялись за ум. По вкоренившемуся исстари
крамольническому обычаю, собрались они около колокольни, стали судить да рядить и
кончили тем, что выбрали из среды своей ходока — самого древнего в целом городе
человека, Евсеича. Долго кланялись и мир, и Евсеич друг другу в ноги: первый просил
послужить, второй просил освободить. Наконец мир сказал:
— Сколько ты, Евсеич, на свете годов живешь, сколько начальников видел, а все жив
состоишь!
Тогда и Евсеич не вытерпел.
— Много годов я выжил! — воскликнул он, внезапно воспламенившись. — Много
начальников видел! Жив есмь!
И, сказавши это, заплакал. "Взыграло древнее сердце его, чтобы послужить", —
прибавляет летописец. И сделался Евсеич ходоком, и положил в сердце своем искушать
бригадира до трех раз.
— Ведомо ли тебе, бригадиру, что мы здесь целым городом сироты помираем? — так
начал он свое первое искушение.
— Ведомо, — ответствовал бригадир.
— И то ведомо ли тебе, от чьего бездельного воровства такой обычай промеж нас
учинился?
— Нет, не ведомо.
Первое искушение кончилось. Евсеич воротился к колокольне и отдал миру подробный
отчет. "Бригадир же, видя таковое Евсеича ожесточение, весьма убоялся", — говорит
летописец.
Через три дня Евсеич явился к бригадиру во второй раз, "но уже прежний твердый вид
утерял".
— С правдой мне жить везде хорошо! — сказал он, — ежели мое дело справедливое,
так ссылай ты меня хоть на край света, — мне и там с правдой будет хорошо!
— Это точно, что с правдой жить хорошо, — отвечал бригадир, — только вот я какое
слово тебе молвлю: лучше бы тебе, древнему старику, с правдой дома сидеть, чем беду на
себя накликать!
— Нет! мне с правдой дома сидеть не приходится! потому она, правда-матушка,
непоседлива! Ты глядишь: как бы в избу да на полати влезти, ан она, правда-матушка, из
избы вон гонит… вот что!
— Что ж! по мне пожалуй! Только как бы ей, правде-то твоей, не набежать на рожон!
И второе искушение кончилось. Опять воротился Евсеич к колокольне и вновь отдал
миру подробный отчет. "Бригадир же, видя Евсеича о правде безнуждно беседующего,
убоялся его против прежнего не гораздо", — прибавляет летописец. Или, говоря другими
словами, Фердыщенко понял, что ежели человек начинает издалека заводить речь о правде,
то это значит, что он сам не вполне уверен, точно ли его за эту правду не посекут.
Еще через три дня Евсеич пришел к бригадиру в третий раз и сказал:
— А ведомо ли тебе, старому псу…
Но не успел он еще порядком рот разинуть, как бригадир, в свою очередь, гаркнул:
— Одеть дурака в кандалы!
Надели на Евсеича арестантский убор и, "подобно невесте, навстречу жениха
грядущей", повели, в сопровождении двух престарелых инвалидов, на съезжую. По мере того
как кортеж приближался, толпы глуповцев расступались и давали дорогу.
— Небось, Евсеич, небось! — раздавалось кругом, — с правдой тебе везде будет жить
хорошо!
Он же кланялся на все стороны и говорил:
— Простите, атаманы-молодцы! ежели кого обидел, и ежели перед кем согрешил, и
ежели кому неправду сказал… все простите!
— Бог простит! — слышалось в ответ.