Page 45 - История одного города

Империи доблестному сыну отечества быть твердым в бедствиях надлежит".
Полный этих смутных мечтаний, он явился в Глупов и прежде всего подвергнул
строгому рассмотрению намерения и деяния своих предшественников. Но когда он взглянул
на скрижали, то так и ахнул. Вереницею прошли перед ним: и Клементий, и Великанов, и
Ламврокакис, и Баклан, и маркиз де Санглот, и Фердыщенко, но что делали эти люди, о чем
они думали, какие задачи преследовали — вот этого-то именно и нельзя было определить ни
под каким видом. Казалось, что весь этот ряд — не что иное, как сонное мечтание, в котором
мелькают образы без лиц, в котором звенят какие-то смутные крики, похожие на отдаленное
галденье захмелевшей толпы… Вот вышла из мрака одна тень, хлопнула: раз-раз! — и
исчезла неведомо куда; смотришь, на место ее выступает уж другая тень, и тоже хлопает как
попало, и исчезает… "Раззорю!", "не потерплю!" слышится со всех сторон, а что разорю,
чего не потерплю — того разобрать невозможно. Рад бы посторониться, прижаться к углу,
но ни посторониться, ни прижаться нельзя, потому что из всякого угла раздается все то же
"раззорю!", которое гонит укрывающегося в другой угол и там, в свою очередь, опять
настигает его. Это была какая-то дикая энергия, лишенная всякого содержания, так что даже
Бородавкин, несмотря на свою расторопность, несколько усомнился в достоинстве ее. Один
только штатский советник Двоекуров с выгодою выделялся из этой пестрой толпы
администраторов, являл ум тонкий и проницательный и вообще выказывал себя
продолжателем того преобразовательного дела, которым ознаменовалось начало
восемнадцатого столетия в России. Его-то, конечно, и взял себе Бородавкин за образец.
Двоекуров совершил очень многое. Он вымостил улицы: Дворянскую и Большую,
собрал недоимки, покровительствовал наукам и ходатайствовал об учреждении в Глупове
академии. Но главная его заслуга состояла в том, что он ввел в употребление горчицу и
лавровый лист. Это последнее действие до того поразило Бородавкина, что он тотчас же
возымел дерзкую мысль поступить точно таким же образом и относительно прованского
масла. Начались справки, какие меры были употреблены Двоекуровым, чтобы достигнуть
успеха в затеянном деле, но так как архивные дела, по обыкновению, оказались сгоревшими
(а быть может, и умышленно уничтоженными), то пришлось удовольствоваться изустными
преданиями и рассказами.
— Много у нас всякого шума было! — рассказывали старожилы, — и через солдат
секли, и запросто секли… Многие даже в Сибирь через это самое дело ушли!
— Стало быть, были бунты? — спрашивал Бородавкин.
— Мало ли было бунтов! У нас, сударь, насчет этого такая примета: коли секут — так
уж и знаешь, что бунт!
Из дальнейших расспросов оказывалось, что Двоекуров был человек настойчивый и,
однажды задумав какое-нибудь предприятие, доводил его до конца. Действовал он всегда
большими массами, то есть и усмирял, и расточал без остатка; но в то же время понимал, что
одного этого средства недостаточно. Поэтому, независимо от мер общих, он, в течение
нескольких лет сряду, непрерывно и неустанно делал сепаратные набеги на обывательские
дома и усмирял каждого обывателя поодиночке. Вообще во всей истории Глупова поражает
один факт: сегодня расточат глуповцев и уничтожат их всех до единого, а завтра, смотришь,
опять появятся глуповцы и даже, по обычаю, выступят вперед на сходках так называемые
«старики» (должно быть, "из молодых да ранние"). Каким образом они нарастали — это
была тайна, но тайну эту отлично постиг Двоекуров, и потому розог не жалел. Как истинный
администратор, он различал два сорта сечения: сечение без рассмотрения и сечение с
рассмотрением, и гордился тем, что первый в ряду градоначальников ввел сечение с
рассмотрением, тогда как все предшественники секли как попало, и часто даже совсем не
тех, кого следовало. И, действительно, воздействуя разумно и беспрерывно, он добился
результатов самых блестящих. В течение всего его градоначальничества глуповцы не только
не садились за стол без горчицы, но даже развели у себя довольно обширные горчичные
плантации для удовлетворения требованиям внешней торговли. "И процвела оная весь, яко
крин сельный, посылая сей горький продукт в отдаленнейшие места державы Российской и