Page 20 - Рассказы
P. 20
– Чего ты такой задумчивый? – спросила жена.
– Хотел бы я ей черный ло… Фу ты черт!! Ничего, милая. Устал я.
За десертом в передней позвонили и вызвали меня… В дверях стоял швейцар и
таинственно манил меня пальцем.
– Что такое?
– Тс… Письмо вам! Велено сказать, что от одной барышни… Что оне очень, мол, на
вас надеются и что вы их ожидания удовлетворите!..
Швейцар дружелюбно подмигнул мне и хихикнул в кулак.
В недоумении я взял письмо и осмотрел его. Оно пахло духами, было запечатано
розовым сургучом, а когда я, пожав плечами, распечатал его, там оказалась бумажка, на
которой было написано:
Хотел бы я ей черный локон… —
все от первой до последней строчки.
В бешенстве изорвал я письмо в клочья и бросил на пол. Из-за моей спины
выдвинулась жена и в зловещем молчании подобрала несколько обрывков письма.
– От кого это?
– Брось! Это так… глупости. Один очень надоедливый человек.
– Да? А что это тут написано?.. Гм… «Целовать»… «аждое утро»… «черны… локон…»
Негодяй!
В лицо мне полетели клочки письма. Было не особенно больно, но обидно.
Так как обед был испорчен, то я оделся и, печальный, пошел побродить по улицам. На
углу я заметил около себя мальчишку, который вертелся у моих ног, пытаясь сунуть в
карман пальто что-то беленькое, сложенное в комочек. Я дал ему тумака и, заскрежетав
зубами, убежал.
На душе было тоскливо. Потолкавшись по шумным улицам, я вернулся домой и на
пороге парадных дверей столкнулся с нянькой, которая возвращалась с четырехлетним
Володей из кинематографа.
– Папочка! – радостно закричал Володя. – Меня дядя держал на руках! Незнакомый…
дал шоколадку… бумажечку дал… Передай, говорит, папе. Я, папочка, шоколадку съел, а
бумажечку тебе принес.
– Я тебя высеку, – злобно закричал я, вырывая из его рук бумажку со знакомыми
словами: «Хотел бы я ей черный локон»… – Ты у меня будешь знать!..
Жена встретила меня пренебрежительно и с презрением, но все-таки сочла нужным
сообщить:
– Был один господин здесь без тебя. Очень извинялся за беспокойство, что принес
рукопись на дом. Он оставил ее тебе для прочтения. Наговорил мне массу комплиментов, –
вот это настоящий человек, умеющий ценить то, что другие не ценят, меняя это то на
продажных тварей, – и просил замолвить словечко за его стихи. По-моему, что ж, стихи как
стихи… Ах! Когда он читал о локонах, то так смотрел на меня…
Я пожал плечами и пошел в кабинет. На столе лежало знакомое мне желание автора
целовать чьи-то власы. Это желание я обнаружил и в ящике с сигарами, который стоял на
этажерке. Затем это желание было обнаружено внутри холодной курицы, которую с обеда
осудили служить нам ужином. Как это желание туда попало, кухарка толком объяснить не
могла.
Желание чесать чьи-то власы было усмотрено мной и тогда, когда я откинул одеяло с
целью лечь спать. Я поправил подушку. Из нее выпало то же желание.
Утром после бессонной ночи я встал и, взявши вычищенные кухаркой ботинки,
пытался натянуть их на ноги, но не мог, так как в каждом лежало по идиотскому желанию
целовать чьи-то власы.
Я вышел в кабинет и, севши за стол, написал издателю письмо с просьбой об