Page 46 - Горячий камень

Бьют вражеские миномёты. Горят хаты. Людей не видно.
И поэтому сначала кажется, что среди этого разноголосого
визга и грома никакого осмысленного порядка нет и быть не
может.
Но вскоре оказывается, что свой незримый железный
порядок у этого боя есть.
Вот в лощине спешно складывают свой тяжёлый груз
и открывают огонь миномётчики.
С холма по картофельному полю, кубарем перекатываясь
с боку на бок, тянет телефонный провод комсомолец Сер-
гиенко. Радист ставит под густым орешником маленькую, по-
хожую на ежа станцию.
Вдруг — ба-бах! — не туда поставил. Обжёгся, поёжил-
ся, перетащил ящик в канаву, нацепил наушники и что-то там
накручивает, настраивает.
Четвёртая рота врывается на рубеж. Вот крайняя хата.
Три минуты назад здесь был враг. Он убежал. В панике,
в спешке. Ещё и сейчас внизу, меж кустами, перебегают вра-
жеские солдаты. Один, два, три... пятнадцать... сорок! Стоп!
Уже не сорок...
Взмокший пулемётчик с ходу рванул пулемёт, нажал на
спуск «максима», и счёт разом изменился.
Хата. Сброшены на пол подушки, перины. Здесь они
спали.
Стол. На столе тарелки, ложки, опрокинутая крынка
молока. Здесь они жрали.
Настежь открытый сундук, скомканное бельё. Вышитое
петушками полотенце. Детский валенок. Здесь они грабили.
Над сундуком в полстены жирным углем начерчен пау-
чий фашистский знак.
Стены мирной хаты дрожат от взрывов, от горя и гнева.
Бой продолжается. По пшенице быстро шагает чем-то взвол-
нованный начальник штаба батальона Шульгин.
Вдруг он приседает. Потом поднимается, недоуменно
смотрит на свою ногу. Нога цела, но голенище сапога среза-
но осколком. Он спрашивает:

44