Page 128 - Настоящие сказки
P. 128
«То, что мне нужно», подумала Валькирия.
Когда он, отвернувшись, стал грызть следующий стаканчик, она зашла к нему с лицевой
стороны и сладко сказала:
— Ты можешь оказать мне услугу? Будь моим секретарем!
Он ответил, жуя:
— Такое я даже родной матери бесплатно не сделаю. А у меня матери отродясь не было.
Встретил бы ее, пристрелил!
— У меня тоже! У меня же тоже родной матери не было! — вскричала бывшая Валька,
вспомнив своих приемных родителей, школу, все эти умывания-причесывания, уроки,
скандалы и прочее безобразие.
— Ну и вали отсюда, пока по шее не дал! — сказал молодой мужчина и пошел опять к киоску.
Тут Валька предложила:
— Пойдем в ресторан, возьмем два кило мороженого, поговорим.
— Отвали, — сказал мужчина.
— Слушай, а чего тебе хочется? — прямо спросила Валька.
— Черта собачьего! — ответил он.
Тогда Валька, ни минуты не медля, подошла к нему в образе черта: т. е. рога, хвост, рыло,
плащ и беретка с пером.
Все-таки она недаром, живя у Амати, смотрела телевизор все вечера и выходные, вместо
того чтобы читать, как ей советовал добрый Амати, так что она живо вспомнила оперу
композитора Гуно «Фауст», где как раз действовал черт в таком наряде, звали его
Мефистофель.
Гражданин с мороженым нимало не испугался и тут же злобно предложил нечистому свою
душу, а взамен хотел себе власть над миром. Но при этом требовал какой-то договор, чтобы
подписать его кровью.
Там, в опере «Фауст», тоже был такой же тип.
Валька не растерялась, пригласила его во двор на скамейку, а сама по пути выудила из лужи
мокрую обертку от мороженого: вполне подходящий материал для договора.
На скамейке она протянула мужчине булавку (с ранней молодости Валька носила при себе
булавку, помня об одном случае, когда у нее лопнула резинка).
Он проткнул себе палец булавкой и заботливо приложил свой окровавленный безымянный к
обертке от мороженого, которая на этот момент была превращена в древнюю хрустящую
бумагу с водяными знаками (буква «э», потом «с», «к» и дальше «имо»).
Когда процедура была проделана, тут же всю обстановку как ветром сдуло, и перед
продавшим душу мужчиной предстала грязная кухня с немытой посудой и тараканами, черта
не было, вместо него посреди помещения торчала тетка в дырявом халате с оторванным не
до конца, висящим отдельно карманом, в резиновых сапогах и в белокуром парике.
Мужчина (его звали Эдик) даже пошатнулся от таких обстоятельств (вспомним, что сначала
Page 128/177