Page 98 - История одного города
P. 98

вам  быть  счастливыми!  И они выслушают  эту  речь  хладнокровно! они воспользуются  его
               дозволением и будут счастливы! Позор!!!
                     А Угрюм-Бурчеев все маршировал и все смотрел прямо, отнюдь не подозревая, что под
               самым его носом кишат дурные страсти и чуть-чуть не воочию выплывают на поверхность
               неблагонадежные  элементы.  По  примеру  всех  благопопечительных  благоустроителей,  он
               видел  только  одно:  что  мысль,  так  долго  зревшая  в  его  заскорузлой  голове,  наконец
               осуществилась,  что  он  подлинно  обладает  прямою  линией  и  может  маршировать  по  ней
               сколько угодно. Затем, имеется ли на этой линии что-нибудь живое, и может ли это «живое»
               ощущать,  мыслить,  радоваться,  страдать,  способно  ли  оно,  наконец,  из  «благонадежного»
               обратиться в «неблагонадежное» — все это не составляло для него даже вопроса…
                     Раздражение  росло  тем  сильнее,  что  глуповцы  все-таки  обязывались  выполнять  все
               запутанные  формальности,  которые  были  заведены  Угрюм-Бурчеевым.  Чистились,
               подтягивались,  проходили  через  все  манежи, строились  в  каре,  разводились по  работам и
               проч.  Всякая  минута  казалась  удобною  для  освобождения,  и  всякая  же  минута  казалась
               преждевременною. Происходили беспрерывные совещания по ночам; там и сям прорывались
               одиночные  случаи  нарушения  дисциплины;  но  все  это  было  как-то  до  такой  степени
               разрозненно,  что  в  конце  концов  могло,  самою  медленностью  процесса,  возбудить
               подозрительность даже в таком убежденном идиоте, как Угрюм-Бурчеев.
                     И точно, он начал нечто подозревать. Его поразила тишина во время дня и шорох во
               время  ночи.  Он  видел,  как,  с  наступлением  сумерек,  какие-то  тени  бродили  по  городу  и
               исчезали неведомо куда, и как, с рассветом дня, те же самые тени вновь появлялись в городе
               и  разбегались  по  домам.  Несколько  дней  сряду  повторялось  это  явление,  и всякий  раз он
               порывался  выбежать  из  дома,  чтобы  лично  расследовать  причину  ночной  суматохи,  но
               суеверный страх удерживал его. Как истинный прохвост, он боялся чертей и ведьм.
                     И  вот  однажды  появился  по  всем  поселенным  единицам  приказ,  возвещавший  о
               назначении шпионов. Это была капля, переполнившая чашу…
                     Но  здесь  я  должен  сознаться,  что  тетрадки,  которые  заключали  в  себе  подробности
               этого  дела,  неизвестно  куда  утратились.  Поэтому  я  нахожусь  вынужденным  ограничиться
               лишь передачею  развязки  этой  истории,  и  то  благодаря  тому,  что  листок,  на  котором она
               описана, случайно уцелел.
                     "Через неделю (после чего?), — пишет летописец, — глуповцев поразило неслыханное
               зрелище.  Север  потемнел  и  покрылся  тучами;  из  этих  туч  нечто  неслось  на  город:  не  то
               ливень, не то смерч. Полное гнева, оно неслось, буровя землю, грохоча, гудя и стеня и по
               временам изрыгая из себя какие-то глухие, каркающие звуки. Хотя оно было еще не близко,
               но  воздух  в  городе  заколебался,  колокола  сами  собой  загудели,  деревья  взъерошились,
               животные обезумели и метались по полю, не находя дороги в город. Оно близилось, и по
               мере того как близилось, время останавливало бег свой. Наконец земля затряслась, солнце
               померкло… глуповцы пали ниц. Неисповедимый ужас выступил на всех лицах, охватил все
               сердца.
                     Оно пришло…
                     В  эту  торжественную  минуту  Угрюм-Бурчеев  вдруг  обернулся  всем  корпусом  к
               оцепенелой толпе и ясным голосом произнес:
                     — Придет…
                     Но не успел он договорить, как раздался треск, и бывый прохвост моментально исчез,
               словно растаял в воздухе.
                     История прекратила течение свое".

                     Конец

                                           Оправдательные документы
   93   94   95   96   97   98   99   100   101   102   103