Page 94 - История одного города

смутными временами, нажил себе значительное состояние. В краткий период безначалия (см.
"Сказание о шести градоначальницах"), когда, в течение семи дней, шесть градоначальниц
вырывали друг у друга кормило правления, он, с изумительною для глуповца ловкостью,
перебегал от одной партии к другой, причем так искусно заметал следы свои, что законная
власть ни минуты не сомневалась, что Козырь всегда оставался лучшею и солиднейшею
поддержкой ее. Пользуясь этим ослеплением, он сначала продовольствовал войска Ираидки,
потом войска Клементинки, Амальки, Нельки и, наконец, кормил крестьянскими
лакомствами Дуньку-толстопятую и Матренку-ноздрю. За все это он получал деньги по
справочным ценам, которые сам же сочинял, а так как для Мальки, Нельки и прочих время
было горячее и считать деньги некогда, то расчеты кончались тем, что он запускал руку в
мешок и таскал оттуда пригоршнями.
Ни помощник градоначальника, ни неустрашимый штаб-офицер — никто ничего не
знал об интригах Козыря, так что когда приехал в Глупов подлинный градоначальник,
Двоекуров, и началась разборка "оного нелепого и смеха достойного глуповского смятения",
то за Семеном Козырем не только не было найдено ни малейшей вины, но, напротив того,
оказалось, что это "подлинно достойнейший и благопоспешительнейший к подавлению
революций гражданин".
Двоекурову Семен Козырь полюбился по многим причинам. Во-первых, за то, что жена
Козыря, Анна, пекла превосходнейшие пироги; во-вторых, за то, что Семен, сочувствуя
просветительным подвигам градоначальника, выстроил в Глупове пивоваренный завод и
пожертвовал сто рублей для основания в городе академии; в-третьих, наконец, за то, что
Козырь не только не забывал ни Симеона-Богоприимца, ни Гликерии-девы (дней
тезоименитства градоначальника и супруги его), но даже праздновал им дважды в год.
Долго памятен был указ, которым Двоекуров возвещал обывателям об открытии
пивоваренного завода и разъяснял вред водки и пользу пива. "Водка, — говорилось в том
указе, — не токмо не вселяет веселонравия, как многие полагают, но, при довольном
употреблении, даже отклоняет от оного и порождает страсть к убивству. Пива же можно
кушать сколько угодно и без всякой опасности, ибо оное не печальные мысли внушает, а
токмо добрые и веселые. А потому советуем и приказываем: водку кушать только перед
обедом, но и то из малой рюмки; в прочее же время безопасно кушать пиво, которое ныне в
весьма превосходном качестве и не весьма дорогих цен из заводов 1-й гильдии купца Семена
Козыря отпущается". Последствия этого указа были для Козыря бесчисленны. В короткое
время он до того процвел, что начал уже находить, что в Глупове ему тесно, а "нужно-де
мне, Козырю, вскорости в Петербурге быть, а тамо и ко двору явиться".
Во время градоначальстования Фердыщенки Козырю посчастливилось еще больше,
благодаря влиянию ямщичихи Аленки, которая приходилась ему внучатой сестрой. В начале
1766 года он угадал голод и стал заблаговременно скупать хлеб. По его наущению
Фердыщенко поставил у всех застав полицейских, которые останавливали возы с хлебом и
гнали их прямо на двор к скупщику. Там Козырь объявлял, что платит за хлеб "по такцыи", и
ежели между продавцами возникали сомнения, то недоумевающих отправлял в часть.
Но как пришло это баснословное богатство, так оно и улетучилось. Во-первых, Козырь
не поладил с Домашкой-стрельчихой, которая заняла место Аленки. Во-вторых, побывав в
Петербурге, Козырь стал хвастаться; князя Орлова звал Гришей, а о Мамонове и Ермолове
говорил, что они умом коротки, что он, Козырь, "много им насчет национальной политики
толковал, да мало они поняли".
В одно прекрасное утро, нежданно-негаданно, призвал Фердыщенко Козыря и повел к
нему такую речь:
— Правда ли, — говорил он, — что ты, Семен, светлейшего Римской империи князя
Григория Григорьевича Орлова Гришкою величал и, ходючи по кабакам, перед всякого
звания людьми за приятеля себя выдавал?
Козырь замялся.
— И на то у меня свидетели есть, — продолжал Фердыщенко таким тоном, который не