Page 78 - Три толстяка
P. 78
Он сам играл на чёрной флейте, которая каким-то чудом держалась у его губ, потому что он
всё время размахивал руками в кружевных манжетах и белых лайковых перчатках. Он
изгибался, принимал позы, закатывал глазки, отбивал каблуком такт и каждую минуту
подбегал к зеркалу посмотреть: красив ли он, хорошо ли сидят бантики, блестит ли
напомаженная голова…
Пары вертелись. Их было так много и они так потели, что можно было подумать: варится
какой-то пёстрый и, должно быть, невкусный суп.
То кавалер, то дама, завертевшись в общей сутолоке, становились похожими либо на
хвостатую репу, либо на лист капусты, или ещё на что-нибудь непонятное, цветное и
причудливое, что можно найти в тарелке супа.
А Раздватрис исполнял в этом супе должность ложки. Тем более что он был очень длинный,
тонкий и изогнутый.
Ах, если бы Суок посмотрела на эти танцы, вот бы она смеялась! Даже тогда, когда она
играла роль Золотой Кочерыжки в пантомиме «Глупый король», и то она танцевала куда
изящней. А между тем ей нужно было танцевать, как танцуют кочерыжки.
И в самый разгар танцев три огромных кулака в грубых кожаных перчатках постучали в дверь
учителя танцев Раздватриса.
По виду эти кулаки мало чем отличались от глиняных деревянных кувшинов.
«Суп» остановился.
А через пять минут учителя танцев Раздватриса везли во Дворец Трёх Толстяков. Три
гвардейца прискакали за ним. Один из них посадил его на круп своей лошади спиной к себе
— другими словами, Раздватрис ехал задом наперёд. Другой гвардеец вёз его большую
картонную коробку. Она была весьма вместительна.
– Я ведь должен взять с собой некоторые костюмы, музыкальные инструменты, а также
парики, ноты и любимые романсы, — заявил Раздватрис, собираясь в путь. — Неизвестно,
сколько мне придётся пробыть при дворе. А я привык к изяществу и красоте, а потому люблю
часто менять одежду.
Танцоры бежали за лошадьми, махали платками и кричали Раздватрису приветствия.
Солнце влезло высоко.
Раздватрис был доволен, что его вызвали во дворец. Он любил Трёх Толстяков за то, что их
любили сыновья и дочери не менее толстых богачей. Чем был богаче богач, тем больше он
нравился Раздватрису.
«В самом деле, — рассуждал он, — какая мне польза от бедняков? Разве они учатся
танцевать? Они всегда заняты работой и никогда не имеют денег. То ли дело богатые купцы,
богатые франты и дамы! У них всегда много денег, и они никогда ничего не делают».
Как видите, Раздватрис был не глуп по-своему, но по-нашему — глуп.
«Дура эта Суок! — удивлялся он, вспоминая маленькую танцовщицу. — Зачем она танцует
для нищих, для солдат, ремесленников и оборванных детей? Ведь они ей платят так мало
Page 78/93