Page 212 - Приключения Электроника

Электроник молча покачал головой.

— Ты — это я, а я — это ты, — напомнил заветный пароль Сергей. — Ну, в последний раз.
Понимаешь, очень обидно прозевать вспышку. Ведь сверхновая…

Электроник неожиданно согласился:

— Я пойду вместо тебя. Только я не собираюсь говорить неправду.

Сергей пожал руку друга.

— Если все будет в порядке, то звезду назовем «Сверхновая Электроника — Сыроежкина».
Только бы вспыхнула!

— Телеграммы, которые направлены в обсерватории, я подписал твоим именем. Я только
помощник. — И Электроник ушел.

В окуляре телескопа звезды подмигивали Сыроежкину, лучились, сплетая серебристую сеть.
В мирном звездном гамаке покоился счастливый астрофизик. Приятно было думать, что у
такого же оконца сидел когдато сам Иоганн Кеплер, наслаждался одиночеством и мучился
оттого, что не может описать гармонию всего мира. Его не понимали современники, он был
очень одинок, потому что высказывал безумные для своего времени идеи. Кеплер верил в
математическое описание природы, в типические причины движение планет, в единство
земных и небесных законов. Он писал о Земле, которая, как корабль на всех парусах, несется
по гигантской орбите, будто видел ее из космоса. Историю открытия вечных законов
движения планет Кеплер сравнивал с рассказами о плаваниях Колумба, Магеллана и Васко
да Гамы.

А Макар увлекся только бочками. Он так и не понял, что Кеплер был не просто гениальным
астрономом, математиком, физиком далекой поры, а первым, быть может, в мире
астрофизиком.

И Сыроежкин, мысленно споря с Гусевым, достал с самодельной полки томик с длинным
названием: "Новая астрономия, основанная на причинах, или Физика неба, представленная
исследованиями движений звезды Марс… 1609 г.". Открыл первую страницу знаменитой
кеплеровской «Новой астрономии», прочитал вслух:

— "В наше время крайне тяжела участь тех, кто пишет математические, особенно же
астрономические книги. Если не соблюдается необходимая строгость — в теоремах,
пояснениях, доказательствах и выводах, — то книга не будет математической. Если же
строгость соблюдена, чтение книги становится утомительным… Поэтому очень редко
встречаешь подходящих читателей; большинство предпочитает вообще уклониться от
чтения". Понятно, товарищ Гусев? — съязвил Сыроежкин. — Тебя и дубиной не заставишь
взять книгу. — И продолжил чтение «Новой астрономии»: — «Много ли можно найти
математиков, взявших на себя труд целиком прочесть „Конические сечения“ Аполлония
Пергского?»

Астрофизик поскреб затылок, самокритично признался:

— Один Профессор выдержал. И то потому, что вообразил себя Ферма…

— Профессор уже спит, а Гусев где-то гуляет, — раздался за спиной Сыроежкина спокойный
голос. — Уже час ночи!

Сыроежкин вскочил.

— Электроник, почему ты вернулся?

Page 212/274