Page 215 - Приключения Электроника

Он множил в уме шестизначные числа на семизначные, делил девятнадцатизначные на
пятизначные, извлекал кубический корень из восьмизначного, разбивал шестизначное число
на пять правильных кубов и пять квадратов, которые в сумме должны составить данное число
с точностью до одной миллионной.

От этих трудов перед его глазами возникали синие, желтые, зеленые круги, пробегали, как в
счетчике, ряды разнообразных таинственных знаков, плыли туманные полосы, но в конце
концов он научился быстро находить правильный ответ.

Даже Электроник, который принес Королькову пачку редких сочинений, скопированных по
телефону, удивился его способностям в быстром счете. Профессор от души поблагодарил
Электроника. Молодчина! Без такого помощника ни один современный школьник не сможет
сравниться с выдающимися мыслителями прошлых веков.

Как и Пьер Ферма, Корольков полюбил работы древнегреческих математиков.

В век Эвклида жил, например, знаменитый Аполлоний Пергский.

О его жизни почти ничего не известно.

Одни называли его Великим Геометром, который оставил нам труд о геометрическом методе
точек, другие говорили, что Аполлоний был известен под именем Эпсилон и прославился
наблюдениями по астрономии, которые использовал впоследствии Птолемей.

Работы Аполлония Корольков читал с карандашом в руке, подчеркивая термины древнего
математика, которые известны теперь любому школьнику: «парабола», «метод», «гипотеза»,
«эпсилон»…

В эти часы Профессор не был больше Вовкой Корольковым. Он был целиком в семнадцатом
веке. Даже бормотал под нос по-французски. Внешне спокойный, но быстро реагирующий на
любую неожиданность, Профессор лихорадочно заполнял тетрадь расчетами. Заходя в
тупик, начинал решать сначала, но шел уже кратчайшим путем.

И однажды он, применив самостоятельно найденный алгоритм, открыл в себе великую
способность узнавать простые множители, какими бы многозначными ни были натуральные
числа.

Дерзость была вознаграждена. Заполнив последнюю страницу, Профессор понял, что он
решил Великую теорему.

Решил…

В эту минуту Корольков будто наяву услышал голос кардинала Ришелье: «В вашу честь,
Корольков, я распорядился в 1635 году открыть Парижскую академию. Такие люди, как
Ферма, Декарт и вы. Профессор, являются гордостью не только Франции, но и всего мира. Я
понял, что ни воинские успехи, ни короны, ни даже королевская казна несравнимы с великим
научным открытием…»

… Связь времен нарушилась. Корольков перенесся в свой век. Здесь он убедился, что никто
не признает способность узнавать простые числа — способность, которой обладал когда-то
Ферма. Даже Таратар не хочет понять, что Пьер Ферма был обыкновенным гением. Для него
Ферма будто святой. А ведь каждый, кто решает эту теорему, просто коллега великого
математика. Пора бы это усвоить… «Авторов этих доказательств, — презрительно сказал
Таратар про рукописи „фермистов“, — привлекла жажда легкого успеха…» Как можно забыть
такую обидную фразу!

Page 215/274