Page 91 - Евпатий Коловрат

мелкий, косой дождь, спустившийся наутро, погнал с полей и перелесков грязный,
источенный солнцем снег.

Посадник московского князя, что управлял городом, изо всех сил старался угодить князю
Ингварю и все отговаривал его продолжать свой путь: ужас татарского разорения докатился
до этих мест, и людям думалось, что в эту весну никто, даже перелетная птица, не потянет в
ту сторону, где прошли татары.

Но Ингварь не склонился на уговоры. И как только чуть провяли лесные дороги, покинул
стены маленького городка.

За Москвой, на пожарище которой рязанцы посмотрели издали, они вступили в путь, по
которому двигалась татарская орда.

Пожженные села, следы огромных становищ с кострищами и стойлами животных, кости и
синие, раздутые трупы, зверье, убегавшие при виде всадников, — ко всему этому за один
день пригляделись глаза рязанских воинов.

Но что надолго поразило путников и с каждым днем становилось все тягостнее, так это
мертвое молчание вокруг.

Им казалось, что все живое исчезло с этой поруганной и растоптанной земли, и то, что чудом
уцелело, то обмерло и закостенело заживо. Даже птицы, что тучей носились над
становищами татар, над дорогами и пожарищами, даже птицы молчали, позабыв данные им
от века голоса и речи.

За два дня пути — от Москвы до Коломны — только один раз повстречал отряд живого
человека. То был старый лесной добытчик-смолокур, неосторожно выглянувший из лесной
чащи на проезжую дорогу. При виде всадников старик нырнул в кусты, и сколько его не
выкликали, не вышел, словно провалился сквозь землю.

Приближение к родным местам после долгого отсутствия всегда волнует сердце. И хоть по
прежнему стояла над всей округой свинцовая тишина, воины вздохнули легче, когда
переправились через Оку и ступили на исконную Рязанскую землю.

Здесь весна была уже цветиста. Буйно цвела по долинам ольха, ветер приносил из
березовых лесов облака пахучей пыли; в борах, пропахших смолой, как свечные огарки,
тлели на ветвях сосен молодые, нежные побеги. В чаще беспрерывно куковали кукушки.

От солнца и теплых ветров князь Ингварь стал еще суше и легче. На скулы ему лег тонким
золотом загар.

Весна шла на быстрых ветрах, в тонких запахах лесной медуницы, в кружевном шелесте
березовых ветвей. В свежие зори долго щелкали в зарослях соловьи, вызывая в груди
сладостное томление и прогоняя сон.

И наконец увидел на своем пути князь Ингварь то, что пущих всяких доводов ума укрепило
его решимость возродить Русь: на небольшом польце, окруженным низким мелколесьем, шел
за сохой пахарь!

Князь удержал и коня и долго следил глазами за движениями пахаря.

Склонившись над сохой, мужик в синей рубахе и в овчинной шапке брел пахотью. С каждым
шагом малорослой рыжей лошадки сошник отваливал на сторону черный пласт земли. Над
темной бороздой курчавился седой парок. За пахарем длинным хвостом перелетали грачи.
Они тыкали в черную землю своими известковыми носами и деловито, молча шагали дальше.

Page 91/96