Page 64 - Брат, которому семь

— Играл бы дома.

— Он в ящике лежал, — тихо сказал Алька. — Я им и не играю… Почти.

— Всё равно, — серьёзно заметил Лапа. — Беречь-то надо. Может, ещё
твоим детям пригодится. Тащи, Валерка, иголку.

Алька сел на крыльцо, и заяц лежал у него на коленях. Он опять раскинул
толстые лапы с чёрными пятачками пальцев и смотрел вверх нарисованным

глазом. Стеклянный глаз закрывало полуоторванное ухо. Алька покачал
головой и что-то сказал. Сказал тихо-тихо, но с такой твёрдостью, что даже
прикусил губу. Но слов Алькиных никто не слышал, кроме зайца. Может
быть, только слышала ещё снеговиха. Она притворилась, что ей на всё это

дело наплевать, но глаза у неё стали ещё краснее от досады.

Прибежал Валерка. Он широченно улыбался и показывал громадную

четырёхгранную иглу. Такими иглами подшивают валенки.

— Порядок, — сказал Лапа. — А нитки принёс?

Алька снял варежки и взял зайца голыми руками. Надорванное ухо

откинулось, и в блестящем заячьем глазу сверкнула живая искорка.

Плюшевая шкура согрелась от тёплых ладоней. И Альке вдруг показалось,

что под ней толкнулось и начало чуть слышно сжиматься и разжиматься
маленькое ватное сердце.

Алька тихо провёл ладонью по грустной заячьей морде и украдкой взглянул

на друзей. Но они стояли к нему спиной. Валерка держал в вытянутой руке
громадную иглу, а Лапа с кряхтеньем протаскивал через её ушко нитку,
толстую, как шпагат.