Page 1 - Куст сирени
P. 1

А. И. Куприн
                                                       Куст сирени

                     Николай  Евграфович  Алмазов  едва  дождался,  пока  жена  отворила  ему  двери,  и,  не
               снимая пальто, в фуражке прошел в свой кабинет. Жена, как только увидела его насупившееся
               лицо со сдвинутыми бровями и нервно закушенной нижней губой, в ту же минуту поняла, что
               произошло  очень  большое  несчастие…  Она  молча  пошла  следом  за  мужем.  В  кабинете
               Алмазов простоял с минуту на одном месте, глядя куда-то в угол. Потом он выпустил из рук
               портфель,  который  упал  на  пол  и  раскрылся,  а  сам  бросился  в  кресло,  злобно  хрустнув
               сложенными вместе пальцами…
                     Алмазов, молодой небогатый офицер, слушал лекции в Академии генерального штаба и
               теперь только что вернулся оттуда. Он сегодня представлял профессору последнюю и самую
               трудную практическую работу – инструментальную съемку местности…
                     До сих пор все экзамены сошли благополучно, и только одному богу да жене Алмазова
               было известно, каких страшных трудов они стоили… Начать с того, что самое поступление в
               академию  казалось  сначала  невозможным.  Два  года  подряд  Алмазов  торжественно
               проваливался и только на третий упорным трудом одолел все препятствия. Не будь жены, он,
               может быть, не найдя в себе достаточно энергии, махнул бы на все рукою. Но Верочка не
               давала  ему  падать  духом  и  постоянно  поддерживала  в  нем  бодрость…  Она  приучилась
               встречать  каждую  неудачу  с  ясным,  почти  веселым  лицом.  Она  отказывала  себе  во  всем
               необходимом,  чтобы  создать  для  мужа  хотя  и  дешевый,  но  все-таки  необходимый  для
               занятого  головной  работой  человека  комфорт.  Она  бывала,  по  мере  необходимости,  его
               переписчицей, чертежницей, чтицей, репетиторшей и памятной книжкой.
                     Прошло  минут  пять  тяжелого  молчания,  тоскливо  нарушаемого  хромым  ходом
               будильника,  давно  знакомым  и  надоевшим:  раз,  два,  три-три:  два  чистых  удара,  третий  с
               хриплым перебоем. Алмазов сидел, не снимая пальто и шапки и отворотившись в сторону…
               Вера стояла в двух шагах от  него также молча, с страданием на красивом, нервном лице.
               Наконец она заговорила первая, с той осторожностью, с которой говорят только женщины у
               кровати близкого труднобольного человека…
                     – Коля, ну как же твоя работа?.. Плохо?
                     Он передернул плечами и не отвечал.
                     – Коля, забраковали твой план? Ты скажи, все равно ведь вместе обсудим.
                     Алмазов быстро повернулся к жене и заговорил горячо и раздраженно, как обыкновенно
               говорят, высказывая долго сдержанную обиду.
                     – Ну да, ну да, забраковали, если уж тебе так хочется знать. Неужели сама не видишь?
               Все к черту пошло!.. Всю эту дрянь, – и он злобно ткнул ногой портфель с чертежами, – всю
               эту дрянь хоть в печку выбрасывай теперь! Вот тебе и академия! Через месяц опять в полк, да
               еще с позором, с треском. И это из-за какого-то поганого пятна… О, черт!
                     – Какое пятно, Коля? Я ничего не понимаю.
                     Она  села  на  ручку  кресла  и  обвила  рукой  шею  Алмазова.  Он  не  сопротивлялся,  но
               продолжал смотреть в угол с обиженным выражением.
                     – Какое же пятно, Коля? – спросила она еще раз.
                     – Ах, ну, обыкновенное пятно, зеленой краской. Ты ведь знаешь, я вчера до трех часов не
               ложился, нужно было окончить. План прекрасно вычерчен и иллюминован. Это все говорят.
               Ну, засиделся я вчера, устал, руки начали дрожать – и посадил пятно… Да еще густое такое
               пятно… жирное. Стал подчищать и еще больше размазал. Думал я, думал, что теперь из него
               сделать,  да  и  решил  кучу  деревьев  на  том  месте  изобразить…  Очень  удачно  вышло,  и
               разобрать нельзя, что пятно было. Приношу нынче профессору. «Так, так, н-да. А откуда у вас
               здесь, поручик, кусты взялись?» Мне бы нужно было так и рассказать, как все было. Ну, может
               быть, засмеялся бы только… Впрочем, нет, не рассмеется, – аккуратный такой немец, педант.
               Я и говорю ему: «Здесь действительно кусты растут». А он говорит: «Нет, я эту местность
   1   2   3