Page 11 - Недоросль
P. 11

Оба  они  знаками  спрашивают  Еремеевну:  входить  ли?  Она  их  манит,  а  Митрофан
               отмахивает.
                     Г-жа  Простакова    (не  видя  их,  продолжает).    Авось-либо  господь  милостив,  и
               счастье на роду ему написано.
                     Правдин.    Оглянитесь, сударыня, что за вами делается?
                     Г-жа  Простакова.    А!  Это,  батюшка,  Митрофанушкины  учители,  Сидорыч
               Кутейкин…
                     Еремеевна.    И Пафнутьич Цыфиркин.
                     Митрофан    (в сторону).    Пострел их побери и с Еремеевной.
                     Кутейкин.    Дому владыке мир и многая лета с чады и домочадцы.
                     Цыфиркин.   Желаем вашему благородию здравствовать сто лет, да двадцать, да еще
               пятнадцать. Несчетны годы.
                     Милон.    Ба! Это наш брат служивый! Откуда взялся, друг мой?
                     Цыфиркин.   Был гарнизонный, ваше благородие! А ныне пошел в чистую.
                     Милон.    Чем же ты питаешься?
                     Цыфиркин.    Да  кое-как,  ваше  благородие!  Малу  толику  арихметике  маракую,  так
               питаюсь в городе около приказных служителей у счетных дел. Не всякому открыл господь
               науку: так кто сам не смыслит, меня нанимает то счетец поверить, то итоги подвести. Тем и
               питаюсь; праздно жить не люблю. На досуге ребят обучаю. Вот и у их благородия с парнем
               третий  год  над  ломаными  бьемся,  да  что-то  плохо  клеятся;  ну,  и  то  правда,  человек  на
               человека не приходит.
                     Г-жа Простакова.    Что? Что ты это, Пафнутьич, врешь? Я не вслушалась.
                     Цыфиркин.    Так.  Я  его  благородию  докладывал,  что  в  иного  пня  в  десять  лет  не
               вдолбишь того, что другой ловит на полете.
                     Правдин (к Кутейкину).    А ты, господин Кутейкин, не из ученых ли?
                     Кутейкин.    Из  ученых,  ваше  высокородие!  Семинарии  здешния  епархии.  Ходил  до
               риторики, да богу изволившу, назад воротился. Подавал в консисторию челобитье, в котором
               прописал:  «Такой-то-де  семинарист,  из  церковничьих  детей,  убояся  бездны  премудрости,
               просит  от  нея  об  увольнении».  На  что  и  милостивая  резолюция  вскоре  воспоследовала,  с
               отметкою: «Такого-то-де семинариста от всякого учения уволить: писано бо есть, не мечите
               бисера пред свиниями, да не попрут его ногами».
                     Г-жа Простакова.    Да где наш Адам Адамыч?
                     Еремеевна.    Я и к нему было толкнулась, да насилу унесла ноги. Дым столбом, моя
               матушка! Задушил, проклятый, табачищем. Такой греховодник.
                     Кутейкин.    Пустое, Еремеевна! Несть греха в курении табака.
                     Правдин (в сторону).    Кутейкин еще и умничает!
                     Кутейкин.    Во многих книгах разрешается: во псалтире именно напечатано: «И злак
               на службу человеком».
                     Правдин.    Ну, а еще где?
                     Кутейкин.    И в другой псалтире напечатано то же. У  нашего протопопа маленька в
               осьмушку, и в той то же.
                     Правдин    (к г-же Простаковой).    Я не хочу мешать упражнениям сына вашего; слуга
               покорный.
                     Милон.    Ни я, сударыня.
                     Г-жа Простакова.    Куда ж вы, государи мои?…
                     Правдин.    Я  поведу  его  в  мою  комнату.  Друзья,  давно  не  видавшись,  о  многом
               говорить имеют.
                     Г-жа  Простакова.    А  кушать  где  изволите,  с  нами  или  в  своей  комнате?  У  нас  за
               столом только что своя семья, с Софьюшкой…
                     Милон.    С вами, с вами, сударыня.
                     Правдин.    Мы оба эту честь иметь будем.
   6   7   8   9   10   11   12   13   14   15   16