Page 127 - Два капитана
P. 127
— Режь,— говорю я Ромашке.
И этот подлец хладнокровно режет мне палец перо
чинным ножом. Я не кричу, но невольно отдергиваю
руку и проигрываю пари.
Кто-то ахает, шепот пролетает по партам. Кровь течет,
я нарочно громко смеюсь, чтобы- показать, что мне ни
сколько не больно, и вдруг Кораблев выгоняет меня из
класса. Я выхожу, засунув рук> в карман.
— Можешь не возвращаться.
Но я возвращаюсь. Урок интересный, и я слушаю его,
сидя на полу, под дверью...
Правила для развития воли! Я возился с ними целый
год. Я пробовал не только «скрывать свои чувства», но и
«не заботиться о мнении людей, которых презираешь». Не
помню, которое из этих правил было труднее. Пожалуй,
первое, потому что мое лицо как раз выражало решитель
но все, что я чувствовал и думал.
«Спать как можно меньше, потому что во сне отсут
ствует воля» — также не было слишком трудной задачей
для такого человека, как я.
Но зато я научился «порядок дня определять с ут
ра» — и следую этому правилу всю мою жизнь.
Что касается главного правила: «помнить цель своего
существования», то мне не приходится очень часто повто
рять его, потому что эта цель была мне ясна уже и в те
годы...
Снова полный круг — раннее утро зимой двадцать пя
того года. Я просыпаюсь раньше всех и лежу, не зная,
сплю или уже проснулся. Как во сне, мне представляется
наш Энск, крепостной вал, понтонный мост, дома на по
логом берегу, Гаер КуЛий, старик Сковородников, тетя
Даша, читающая чужие письма с поучительным выраже
нием... Я — маленький, стриженый, в широких штанах.
Полно, я ли это?
Лежу и думаю, сплю и не сплю.
Энск отъезжает куда-то вместе с чужими письмами, с
Гаером, с тетей Дашей. Я вспоминаю Татариновых...
Я не был у них два года. Николай Антоныч все еще не
навидит меня. В моей фамилии ни одного шипящего
звука, тем не менее он произносит ее с шипением. Нина
Капитоновна все еще любит меня: недавно Кораблев пе
редал от нее «поклон и привет». Как-то Марья Васильев
на? Все сидит на диване и курит? А Катя?
124