Page 584 - Два капитана

мне и я думал: «Сейчас все узнаешь, но будь осторо­
жен».— Так вы говорите, это личное дело, да? Насчет
дамы?
— Да, личное. Но очень серьезное, очень. Капитан
Татаринов — историческое лицо. Михаил Васильевич был
в Ленинграде. Он находился в осаде и так голодал, что ел
обойный клей. Отрывал старые обои, варил и ел. Потом
он уехал в командировку за мясом, и когда вернулся —
уже никого. Увезли.
— Куда?
— Вот это и есть вопрос,— торжественно сказал Вы­
шимирский.— Вы знаете, что происходило с этой эвакуа­
цией? Иди ищи! И главное, если бы ее увезли в эшелоне.
Тогда только выяснить — чей? Например, Хладкомбина-
та. Куда он уехал? В Сибирь? Значит, она в Сибири. Но
ее отправили самолетом.
— Как — самолетом?
— Да, именно. Очевидно, как привилегированную.
И вот — пропала. Ищи. Только известно, что самолет
пролетел через Хвойную, то есть именно через ту станцию,
на которой Михаил Васильевич брал мясо.
Должно быть, я инстинктивно чувствовал, когда нужно
помолчать, а когда произнести два или три слова. Все
было в порядке. Какой-то военный, должно быть недавно,
из госпиталя, худой и черный, зашел к приятелю, с кото­
рым расстался на фронте и вот расспрашивает что он
поделывает и как живет. «Сейчас все узнаешь, но будь
осторожен».
— Ну и как же? Нашли?
— Нет еще. Но найдем,— сказал Вышимирский,—
по моему проекту. Я написал в Бугуруслан, в Централь­
ное бюро справок, но это ерунда, потому что нам присла­
ли десять Татариновых и сто Григорьевых, а мы не знаем,
на какую фамилию напирать в качестве первой. Тогда я
лично обратился во все губернские города к председате­
лям исполкомов. Это был большой труд, большое задание.
Но капитан Татаринов был мой друг, и для его дочери я
три месяца писал стандартный запрос — прошу вашего
распоряжения, эвакопункт, историческое лицо, ждем отве­
та. И получили...
Резкий звонок раздался. Вышимирский сказал:
— Это он.

580