Page 3 - Паломничество Чайльд-Гарольда

За время от Баярда до сэра Джозефа Бенкса, самого целомудренного и
[21]
[22]
знаменитого рыцаря старых и новых времен, мы найдем очень мало исключений
из этого правила, и я боюсь, что при некотором углублении в предмет мы
перестанем сожалеть об этом чудовищном маскараде средних веков.
Теперь я предоставляю Чайльд-Гарольду продолжать свою жизнь таким,
каков он есть. Было бы приятнее и, конечно, легче изобразить более
привлекательный характер. Было бы легко притушить его недостатки, заставить
его больше делать и меньше говорить, но он предназначался отнюдь не для того,
чтобы служить примером. Скорее следовало бы учиться на нем тому, что ранняя
развращенность сердца и пренебрежение моралью ведут к пресыщенности
прошлыми наслаждениями и разочарованию в новых, и красоты природы, и
радость путешествий, и вообще все побуждения, за исключением только
честолюбия — самого могущественного из всех, потеряны для души, так
созданной, или, вернее, ложно направленной. Если бы я продолжил поэму, образ
Чайльда к концу углубился бы, потому что контур, который я хотел заполнить,
стал бы, за некоторыми отклонениями, портретом современного Тимона или
[23]
принявшего поэтическую форму Зелуко.
[24]
Лондон, 1813

ИАНТЕ [25]

Ни в землях, где бродил я пилигримом,
Где несравненны чары красоты,
Ни в том, что сердцу горестно любимым
Осталось от несбывшейся мечты,
Нет образа прекраснее, чем ты,
Ни наяву, ни в снах воображенья.
Для видевших прекрасные черты
Бессильны будут все изображенья,
А для невидевших — найду ли выраженья?

Будь до конца такой! Не измени
Весне своей, для счастья расцветая.
И красоту и прелесть сохрани —
Все, что Надежда видит в розах мая.
Любовь без крыльев! Чистота святая!
Хранительнице юности твоей,
Все лучезарней с каждым днем блистая,
Будь исцеленьем от земных скорбей,