Page 6 - Слово о полку Игореве

них натянуты, колчаны отворены, сабли наострены; сами скачут, как серые волки в поле, себе
ища чести, а князю славы».
Тогда посмотрел Игорь на светлое солнце и увидел, что тьма от него все войско покрыла.
И сказал Игорь дружине своей: «Братья и дружина! Лучше в битве пасть, чем в полон сдаться.
А сядем, братья, на своих борзых коней, поглядим на синий Дон!» Запала князю дума Дона
великого отведать и знамение небесное ему заслонила. «Хочу, – сказал, – копье преломить у
степи половецкой с вами, русичи! Хочу голову свою сложить либо испить шеломом из Дону».
Тогда вступил Игорь князь в золотое стремя и поехал по чистому полю. Солнце мраком
путь ему загородило; тьма, грозу суля, громом птиц пробудила; свист звериный поднялся; Див
забился, на вершине дерева кличет – велит послушать земле незнаемой. Волге, и Поморью, и
Сурожу, и Корсуню, и тебе, тмутараканский идолище! А половцы дорогами непроторенными
побежали к Дону великому; скрипят телеги их в полуночи, словно лебеди кричат распуганные.
Игорь к Дону воинов ведет. Уже беду его стерегут птицы по дубам; волки грозу
накликают по оврагам; орлы клектом на кости зверей сзывают; лисицы брешут на червленые
щиты О Русская земля, а ты уже скрылась за холмом!
Долго ночь меркнет. Но вот заря свет запалила, туман поля покрыл; уснул щекот
соловьиный, говор галок пробудился. Русичи широкие поля червлеными щитами
перегородили, себе ища чести, а князю славы.
Утром в пятницу потоптали они поганые полки половецкие и, рассыпавшись стрелами
по полю, помчали красных девок половецких, а с ними золото, и паволоки, и дорогие
оксамиты. Ортмами, япончицами и кожухами стали мосты мостить по болотам и топким
местам – и всяким узорочьем половецким Червленый стяг, белая хоругвь, червленый бунчук,
серебряное древко – храброму Святославичу!
Дремлет в степи Олегово храброе гнездо. Далеко залетело! Не было оно рождено на
обиду ни соколу, ни кречету, ни тебе, черный ворон, поганый половчанин! Гзак бежит серым
волком, Кончак ему след прокладывает к Дону великому.
На другой день рано утром кровавые зори рассвет возвещают; черные тучи с моря идут,
хотят прикрыть четыре солнца, а в них трепещут синие молнии. Быть грому великому! Идти
дождю стрелами с Дону великого! Тут копьям поломаться, тут саблям постучать о шлемы
половецкие, на реке на Каяле у Дона великого. О Русская земля, а ты уже скрылась за холмом!
Вот ветры, Стрибожьи внуки веют с моря стрелами на храбрые полки Игоревы. Земля
гудит, реки мутно текут; пыль степь заносит; стяги весть подают – половцы идут от Дона и от
моря; со всех сторон они русские полки обступили. Дети бесовы кликом степь перегородили, а
храбрые русичи преградили степь червлеными щитами.
Яр-тур Всеволод! Стоишь ты всех впереди, мечешь стрелы на поганых, стучишь о
шлемы мечами харалужными. Куда, тур, поскачешь, своим золотым шеломом посвечивая, там
лежат поганые головы половецкие. Порублены саблями калеными шлемы аварские тобою,
яр-тур Всеволод! Что тому раны, братья, кто забыл и жизнь, и почести, и город Чернигов,
отчий золотой стол, и милой своей красной Глебовны свычаи и обычаи!
Были века Трояновы, прошли лета Ярославовы; были походы Олеговы, Олега
Святославича Тот ведь Олег мечом крамолу ковал и стрелы по земле сеял; ступит в золотое
стремя в городе Тмутаракани – звон тот слышит старый великий Ярославов сын Всеволод, а
Владимир каждое утро уши себе закладывает в Чернигове. Бориса же Вячеславича похвальба
на суд привела и на ковыль-траве покров смертный зеленый постлала за обиду Олегову –
храброго и юного князя. С той же Каялы Святополк прилелеял отца своего между угорскими
иноходцами ко святой Софии к Киеву. Тогда при Олеге Гориславиче засевалась и росла
усобицами, погибала отчина Даждьбожьего внука в крамолах княжих век человечий
сокращался. Тогда по Русской земле редко пахари покрикивали, но часто вороны граяли,
трупы себе деля, а галки свою речь говорили, лететь собираясь на поживу. То было в те рати и
в те походы, а такой рати не слыхано.
С утра раннего до вечера, с вечера до света летят стрелы каленые, стучат сабли о
шеломы, трещат копья харалужные в степи незнаемой, посреди земли Половецкой. Черная