Page 71 - Темные аллеи

пытались продолжать чтение вслух «Обрыва». Она, наклонясь, что-то шила, мелькая правой
рукой, я читал и от времени до времени с сладкой тоской взглядывал на ее левую руку, видную
в рукаве, на рыжеватые волоски, прилегавшие к ней выше кисти и на такие же там, где шея
сзади переходила в плечо, и читал все оживленнее, не понимая ни слова. Наконец сказал:
— Ну теперь почитайте вы…
Она разогнулась, под тонкой блузкой обозначились точки ее грудей, отложила шитье и,
опять наклонись, низко опустив свою странную и чудесную голову и показывая мне затылок и
начало плеча, положила книгу на колени, стала читать скорым и неверным голосом. Я глядел
на ее руки, на колени под книгой, изнемогая от неистовой любви к ним и звуку ее голоса. В
разных местах предвечернего сада вскрикивали на лету иволги, против нас высоко висел,
прижавшись к стволу сосны, одиноко росшей в аллее среди берез, красновато-серый дятел…
— Натали, какой удивительный цвет волос у вас! А коса немного темнее, цвета спелой
кукурузы…
Она продолжала читать.
— Натали, дятел, посмотрите!
Она взглянула вверх:
— Да, да, я его уже видела, и нынче видела, и вчера видела… Не мешайте читать.
Я помолчал, потом снова:
— Посмотрите, как это похоже на засохших серых червячков.
— Что, где?
Я указал ей на скамью между нами, на засохший птичий известковый помет:
— Правда?
И взял и сжал ее руку, бормоча и смеясь от счастья:
— Натали, Натали!
Она тихо и долго поглядела на меня, потом выговорила:
— Но вы же любите Соню!
Я покраснел, как пойманный мошенник, но с такой горячей поспешностью отрекся от
Сони, что она даже слегка раскрыла губы:
— Это неправда?
— Неправда, неправда! Я ее очень люблю, но как сестру, ведь мы знаем друг друга с
детства!

IV

На другой день она не вышла ни утром, ни к обеду.
— Соня, что с Натали? — спросил улан, и Соня ответила, нехорошо засмеявшись:
— Лежит все утро в распашонке, нечесаная, по лицу видно, что ревела, принесли ей кофе
— не допила… Что такое? «Голова болит». Уж не влюбилась ли!
— Очень просто, — сказал улан бодро, с одобрительным намеком глянув на меня, но
отрицая головой.
Вышла Натали только к вечернему чаю, но вошла на балкон легко и живо, улыбнулась
мне приветливо и как будто чуть виновато, удивив меня этой живостью, улыбкой и некоторой
новой нарядностью: волосы убраны туго, спереди немного подвиты, волнисто тронуты
щипцами, платье другое, из чего-то зеленого, цельное, очень простое и очень ловкое, особенно
в перехвате на талии, туфельки черные, на высоких каблучках, — я внутренне ахнул от нового
восторга. Я, сидя на балконе, просматривал «Исторический вестник», несколько книг
которого дал мне улан, когда она вдруг вошла с этой живостью и несколько смущенной
приветливостью:
— Добрый вечер. Идем чай пить. Сегодня за самоваром я. Соня нездорова.
— Как? То вы, то она?
— У меня просто болела голова с утра. Стыдно сказать, только сейчас привела себя в
порядок…