Page 20 - Исторические реалии сахалинской жизни в творчестве О. Кузнецова : дайджест

которое за эти годы, словно паутинки, налипли морщины,
по-прежнему красивое, ставшее еще притягательней, све-
тилось сдержанной улыбкой. Михаил же был напряженно
угрюмым.
– Я чувствовала, тебя выпустили.
Михаил не разжал рта. О чем им, собственно, гово-
рить? И чего стоять? Ему лишний раз свое унижение, а
ей…
Так долго не виделись, а за пару минут вроде все
узнали друг о друге и все сказали. Теперь нужен лишь по-
вод, чтобы распрощаться. Например, Надежда заспешит на
поезд. Она, взглянув исподлобья, спросила: – Дочек-то хо-
чешь посмотреть?
– Старшую твою я помню. Сейчас – невеста уж, кра-
савица! И младшие, конечно, в маму.
У Надежды шевельнулись брови.
– Да нет, в тебя удались.
– А при чем?.. – нахмурился Михаил и застыл; из
сказочной, заснеженной дали память вынесла избушку и
его, впряженного в сани, в которых сжалась Надежда. – Не
может быть… Мои?
– Твои.
У Ромашова распахнулся рот и выпали глухие звуки,
похожие скорее на кашель, чем на смех. А затем сузились
глаза, глупо разъехались губы; грудь судорожно вздрагива-
ла – из нее трудно, будто слабыми выхлопами, вырывался
смех. Был он странным – казалось, человек заново учился
смеяться и при этом, как бы теряя силы, опускался на зем-
лю. И сел прямо на утоптанную у стены тропу.
Надежде стало страшно: не свихнулся ли Михаил?
И свято и клято / О. Кузнецов // И жили люди на
краю : исторический роман : в двух книгах / О. Кузнецов. –
Южно-Сахалинск, 2003. – Книга 2. – С. 577-578.

19