Page 344 - Возле моря

– Кикэн! – выкрикнула Отохимэ, как ребёнку. Она запре-
щала что-либо дальше говорить об Урьяно.
Рюити вскочил ужаленно и шагнул к лестнице, круто
вскинутой на второй этаж.
– Погоди, – тихо, но каким-то необычной крепости голосом
попросила Отохимэ. – Ты должен знать, сынок, кого ты гонишь.
Знать! Урьяно... твой отец.
И никто не заметил, что возле двери стоял Азива.

* * *

Анжеле не спалось. Но лежала она с закрытыми глазами,
распластанная, и ей виделся высокий мраморный памятник, с
гладкой плоскости которого смотрел Толик. Самое последнее его
фото перенесли невероятно чётко и чисто на этот свет-
ло-коричневый камень. И сам Толик как бы удивлен и доволен –
щурит ушлые глаза и любится шикарно. А на плите, тоже мра-
морной, будто с разбрызгом родимых пятнышек, написаны вы-
пукло, словно золотом вылиты, фамилия, имя, отчество. И –
числа, месяцы годы: родился и исчез.
Могила у Толика богатая, великолепная – у иной знамени-
тости нет подобной. И когда случайно человек какой увидит та-
кое классное погребение, только плечами пожмёт: кто такой? Не
знаю. Не слышал. То же – и Аркадий. Подохни сейчас с перепою,
и всё – след его простыл!
Ну, блин, расфилософствовалась! Точно к сочинению го-
товится о том, что жизнь надо прожить так, чтобы «не было му-
чительно больно». А как не будет больно, если жизнь мучи-
тельная? В школе мучаешься – быстрей бы с нею распрощаться.
Распрощаешься с радостью, а вскоре – скиснешь: оказывается,
самой, как дятлу или белке, надо всё добывать. А что в этом хо-
рошего? Вон старики по полвека пахали-добывали. А где добы-
ча? Иногда нечаянно глянешь на старуху-нищенку или на ста-
рика в обношенной одежонке – настроение портится от мысли:
неужели до такого докатишься?
Анжела ощутила, как взбухает – в ней накалялись нервы:

342