Page 343 - Возле моря

Рюити обронил слово, для него, очевидно, едва ли не самое
значимое – «теперь». Теперь, значит, невозможно. И Мидзуя, и
он, Ульян, – совсем чужие.
Ульяну хотелось подняться и уйти – чего сидеть-то?
– Явабути придёт к вам послезавтра утром, – официальным
тоном сообщил Рюити, вероятно, желая на этом прекратить
встречу.
– Не слушай его, Урьяно. У него просто скверное настро-
ение.
– Нет! – сказал настырно Рюити и сцепил зубы: мол, он
выразил своё мнение окончательно и очень ясно, и поскольку
матери понятна его мысль, она должна отказаться от совершенно
ненужной сердобольной заботы об Урьяно, если не хочет услы-
шать более резкие слова.
Ульян видел: перемена в Рюити сотворилась разительная.
Быть может, пережив тяжкое горе – смерть деда, повзрослев, он с
боязнью осознал, что может безвозвратно уйти от него прежняя
безбедная жизнь, и желает запастись достатком на годы, но ско-
рее всего в нём бурлят, перемешавшись, страдание и обида –
долго любивший и отвергнутый, он сейчас необузданно мсти-
телен.
– Промысел сохрани Урьяно. Прошу, не спорь, – произ-
несла Отохимэ требовательно. – Очень прошу, сделай так, чтобы
оставить...
– Кто он такой? – бросил с ухмылкой Рюити, – и, заметив,
как у матери перехватило дыхание от возмущения, продолжил: –
Знаю, знаю, спас дедушку от медведя. Так за это двадцать лет
пользовался рыбалкой, семью выкормил, вырастил. Разве это не
оплата? Оплата, да ещё какая щедрая!
– Не смей так говорить! Замолчи!
– Почему? – упрямо наступал Рюити. – Ну, почему? Де-
душка так много сделал доброго. Но теперь... – он поперхнулся в
накатившем на него волнении и проговорил не в силах сдержи-
вать дрожь в голосе: – Мы всё продаём! Я никогда... никогда,
понимаешь, на эту землю не приеду! И почему надо оставить
промысел человеку?..

341