Page 492 - Возле моря

Раиса вырвалась.
– Отстаньте! Я уже тоже сказала: ни о чём не хочу слышать.
Ни о чём!
И стукнула дверью.
Леонид шваркнул окурок под ноги и взбешённо рванулся к
конторе. Дура упрямая! Девчонка зелёная! Гордячка сопливая!
Ни черта не понимает!..
Выхватил из кармана пачку папирос. По рукам строчила
дрожь. Сломал спичку. Последнюю. Бросил пустой коробок.
Взбежал на крыльцо, толкнул дверь. Не открылась. Кто запер?
Оглянулся – машина стояла возле угла здания.
– Егор!
– Я здесь, Леонид Натанович.
– Куда ушли все? Что за анархия?
– Не знаю, – Егор потянул на себя дверь, и она открылась.
Директор влетел в кабинет, нашёл в ящике стола коробок
спичек, прикурил и метнулся обратно.
– Поехали на первый завод. Гулять будем, Егор!
Чудная теплынь обволокла сахалинское лукоморье. Егор
гнал машину по самой кромке песка и молчал: у директора
стряслось что-то слишком уж неприятное. Никогда не видел его
таким взвинченным и растерянным, как у двери конторы – забыл,
как она открывается. Теперь он смотрел куда-то, печально бес-
помощный, – видимо, никак нельзя исправить то, что случилось.
Вот таким же Егор видел однажды в рыбтресте одного бригадира
– у него в шторм погибли товарищи.
Уже показались крыши рыбозаводских построек. Директор
курил и курил, прикусывая мундштук папиросы и незряче глядя
вперёд. Не замечал даже чаек, хотя они летели – стая за стаей – и
над водой, и над машиной. Будто на юг направились.
– Леонид Натанович, – тихо сказал Егор, – куда подрули-
вать?
Гротов расстегнул ворот гимнастёрки, потёр шею.
– На укладку заглянем.
Под длинным навесом японские и русские женщины гнули
спины над бочками – укладывали солёную горбушу. В общем,

490