Page 5 - Гроза

Борис . Тетка каждое утро всех со слезами умоляет: «Батюшки, не рассердите!
Голубчики, не рассердите!»
Кудряш . Да нешто убережешься! Попал на базар, вот и конец! Всех мужиков
переругает. Хоть в убыток проси, без брани все-таки не отойдет. А потом и пошел на весь
день.
Шапкин . Одно слово: воин!
Кудряш . Еще какой воин-то!
Борис . А вот беда-то, когда его обидит такой человек, которого не обругать не смеет;
тут уж домашние держись!
Кудряш . Батюшки! Что смеху-то было! Как-то его на Волге на перевозе гусар обругал.
Вот чудеса-то творил!
Борис . А каково домашним-то было! После этого две недели все прятались по
чердакам да по чуланам.
Кулигин . Что это? Никак, народ от вечерни тронулся?

Проходят несколько лиц в глубине сцены.

Кудряш . Пойдем, Шапкин, в разгул! Что тут стоять-то?

Кланяются и уходят.

Борис . Эх, Кулигин, больно трудно мне здесь, без привычки-то. Все на меня как-то
дико смотрят, точно я здесь лишний, точно мешаю им. Обычаев я здешних не знаю. Я
понимаю, что все это наше русское, родное, а все-таки не привыкну никак.
Кулигин . И не привыкнете никогда, сударь.
Борис . Отчего же?
Кулигин . Жестокие нравы, сударь, в нашем городе, жестокие! В мещанстве, сударь,
вы ничего, кроме грубости да бедности нагольной не увидите. И никогда нам, сударь, не
выбиться из этой коры! Потому что честным трудом никогда не заработать нам больше
насущного хлеба. А у кого деньги, сударь, тот старается бедного закабалить, чтобы на его
труды даровые еще больше денег наживать. Знаете, что ваш дядюшка, Савел Прокофьич,
городничему отвечал? К городничему мужички пришли жаловаться, что он ни одного из них
путем не разочтет. Городничий и стал ему говорить: «Послушай, – говорит, – Савел
Прокофьич, рассчитывай ты мужиков хорошенько! Каждый день ко мне с жалобой ходят!»
Дядюшка ваш потрепал городничего по плечу да и говорит: «Стоит ли, ваше
высокоблагородие, нам с вами о таких пустяках разговаривать! Много у меня в год-то
народу перебывает; вы то поймите: не доплачу я им по какой-нибудь копейке на человека, у
меня из этого тысячи составляются, так оно; мне и хорошо!» Вот как, сударь! А между
собой-то, сударь, как живут! Торговлю друг у друга подрывают, и не столько из корысти,
сколько из зависти. Враждуют друг на друга; залучают в свои высокие-то хоромы пьяных
приказных, таких, сударь, приказных, что и виду-то человеческого на нем нет, обличье-то
человеческое потеряно. А те им за малую благостыню на гербовых листах злостные кляузы
строчат на ближних. И начнется у них, сударь, суд да дело, и несть конца мучениям.
Судятся, судятся здесь да в губернию поедут, а там уж их и ждут да от радости руками
плещут. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается; водят их, водят, волочат их,
волочат, а они еще и рады этому волоченью, того только им и надобно. «Я, – говорит, –
потрачусь, да уж и ему станет в копейку». Я было хотел все это стихами изобразить…
Борис . А вы умеете стихами?
Кулигин . По-старинному, сударь. Поначитался-таки Ломоносова, Державина…
Мудрец был Ломоносов, испытатель природы… А ведь тоже из нашего, из простого звания.
Борис . Вы бы и написали. Это было бы интересно.
Кулигин . Как можно, сударь! Съедят, живого проглотят. Мне уж и так, сударь, за мою