Page 187 - Война и мир 1 том
P. 187

наступавших  русских  колонн.  Видно  было,  что  тот,  с  кем  здоровались,  ехал  скоро.  Когда
               закричали  солдаты  того  полка,  перед  которым  стоял  Кутузов,  он  отъехал  несколько  в
               сторону  и  сморщившись  оглянулся.  По  дороге  из  Працена  скакал  как  бы  эскадрон
               разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных.
               Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в
               белом  мундире  на  вороной  лошади.  Это  были  два  императора  со  свитой.  Кутузов,  с
               аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и,
               салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид
               подначальственного,  нерассуждающего  человека.  Он  с  аффектацией  почтительности,
               которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему.
                     Неприятное  впечатление,  только  как  остатки  тумана  на  ясном  небе,  пробежало  по
               молодому и счастливому лицу императора и исчезло. Он был, после нездоровья, несколько
               худее  в  этот  день,  чем  на  ольмюцком  поле,  где  его  в  первый  раз  за  границей  видел
               Болконский;  но  то  же  обворожительное  соединение  величавости  и  кротости  было  в  его
               прекрасных, серых глазах, и на тонких губах та же возможность разнообразных выражений и
               преобладающее выражение благодушной, невинной молодости.
                     На  ольмюцком  смотру  он  был  величавее,  здесь  он  был  веселее  и  энергичнее.  Он
               несколько  разрумянился,  прогалопировав  эти  три  версты,  и,  остановив  лошадь,
               отдохновенно вздохнул и оглянулся на такие же молодые, такие же оживленные, как и его,
               лица своей свиты. Чарторижский и Новосильцев, и князь Болконский, и Строганов, и другие,
               все богато одетые, веселые, молодые люди, на прекрасных, выхоленных, свежих, только что
               слегка  вспотевших  лошадях,  переговариваясь  и  улыбаясь,  остановились  позади  государя.
               Император  Франц,  румяный  длиннолицый  молодой  человек,  чрезвычайно  прямо  сидел  на
               красивом  вороном  жеребце  и  озабоченно  и  неторопливо  оглядывался  вокруг  себя.  Он
               подозвал одного из своих белых адъютантов и спросил что-то. «Верно, в котором часу они
               выехали», подумал князь Андрей, наблюдая своего старого знакомого, с улыбкой, которую
               он  не  мог  удержать,  вспоминая  свою  аудиенцию.  В  свите  императоров  были  отобранные
               молодцы-ординарцы, русские и австрийские, гвардейских и армейских полков. Между ними
               велись берейторами в расшитых попонах красивые запасные царские лошади.
                     Как будто через растворенное окно вдруг пахнуло свежим полевым воздухом в душную
               комнату, так пахнуло на невеселый Кутузовский штаб молодостью, энергией и уверенностью
               в успехе от этой прискакавшей блестящей молодежи.
                     – Что  ж  вы  не  начинаете,  Михаил  Ларионович? –  поспешно  обратился  император
               Александр к Кутузову, в то же время учтиво взглянув на императора Франца.
                     – Я поджидаю, ваше величество, – отвечал Кутузов, почтительно наклоняясь вперед.
                     Император пригнул ухо, слегка нахмурясь и показывая, что он не расслышал.
                     – Поджидаю,  ваше  величество, –  повторил  Кутузов  (князь  Андрей  заметил,  что  у
               Кутузова неестественно дрогнула верхняя губа, в то время как он говорил это поджидаю ). –
               Не все колонны еще собрались, ваше величество.
                     Государь  расслышал,  но  ответ  этот,  видимо,  не  понравился  ему;  он  пожал
               сутуловатыми  плечами,  взглянул  на  Новосильцева,  стоявшего  подле,  как  будто  взглядом
               этим жалуясь на Кутузова.
                     – Ведь мы не на Царицыном лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока
               не придут все полки, – сказал государь, снова взглянув в глаза императору Францу, как бы
               приглашая  его,  если  не  принять  участие,  то  прислушаться  к  тому,  что  он  говорит;  но
               император Франц, продолжая оглядываться, не слушал.
                     – Потому  и  не  начинаю,  государь, –  сказал  звучным  голосом  Кутузов,  как  бы
               предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что-то дрогнуло. –
               Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном лугу, – выговорил
               он ясно и отчетливо.
                     В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился
               ропот  и  упрек.  «Как  он  ни  стар,  он  не  должен  бы,  никак  не  должен  бы  говорить  этак»,
   182   183   184   185   186   187   188   189   190   191   192