Page 190 - Война и мир 1 том
P. 190

– Ура! –  закричал  князь  Андрей,  едва  удерживая  в  руках  тяжелое  знамя,  и  побежал
               вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
                     Действительно,  он  пробежал  один  только  несколько  шагов.  Тронулся  один,  другой
               солдат,  и  весь  батальон  с  криком  «ура!»  побежал  вперед  и  обогнал  его.  Унтер-офицер
               батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас
               же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном.
               Впереди  себя  он  видел  наших  артиллеристов,  из  которых  одни  дрались,  другие  бросали
               пушки  и  бежали  к  нему  навстречу;  он  видел  и  французских  пехотных  солдат,  которые
               хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже
               был  в  20-ти  шагах  от  орудий.  Он  слышал  над  собою  неперестававший  свист  пуль,  и
               беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он
               вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну
               фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник,
               тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел
               уже  ясно  растерянное  и  вместе  озлобленное  выражение  лиц  этих  двух  людей,  видимо,  не
               понимавших того, что они делали.
                     «Что  они  делают? –  думал  князь  Андрей,  глядя  на  них:  –  зачем  не  бежит  рыжий
               артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как
               француз вспомнит о ружье и заколет его».
                     Действительно, другой француз, с ружьем на-перевес подбежал к борющимся, и участь
               рыжего  артиллериста,  всё  еще  не  понимавшего  того,  что  ожидает  его,  и  с  торжеством
               выдернувшего  банник,  должна  была  решиться.  Но  князь  Андрей  не  видал,  чем  это
               кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто-то из ближайших солдат, как ему
               показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что
               боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
                     «Что  это?  я  падаю?  у  меня  ноги  подкашиваются»,  подумал  он  и  упал  на  спину.  Он
               раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая
               знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал.
               Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё-таки неизмеримо
               высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно,
               совсем  не  так,  как  я  бежал, –  подумал  князь  Андрей, –  не  так,  как  мы  бежали,  кричали  и
               дрались;  совсем  не  так,  как  с  озлобленными и  испуганными  лицами  тащили  друг  у  друга
               банник  француз  и  артиллерист, –  совсем  не  так  ползут  облака  по  этому  высокому
               бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что
               узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего
               нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»



                                                             XVII

                     На  правом  фланге  у  Багратиона  в  9-ть  часов  дело  еще  не  начиналось.  Не  желая
               согласиться  на  требование  Долгорукова  начинать  дело  и  желая  отклонить  от  себя
               ответственность,  князь  Багратион  предложил  Долгорукову  послать  спросить  о  том
               главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10-ти верст, отделявшему
               один  фланг  от  другого,  ежели  не  убьют  того,  кого  пошлют  (что  было  очень  вероятно),  и
               ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет
               вернуться раньше вечера.
                     Багратион  оглянул  свою  свиту  своими  большими,  ничего  невыражающими,
               невыспавшимися  глазами,  и  невольно  замиравшее  от  волнения  и  надежды  детское  лицо
               Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
                     – А  ежели  я  встречу  его  величество  прежде,  чем  главнокомандующего,  ваше
   185   186   187   188   189   190   191   192   193   194   195