Page 165 - Хождение по мукам. Восемнадцатый год

– Есть, поднять сигнал! – сразу оживились моряки, бросаясь к ящику с сигнальными
флагами. К мачте «Керчи» взлетели пестрые флажки, затрепетали в лазури. Их
сочетание обозначало: «Судам, идущим в Севастополь, – позор изменникам России!..»
На «Воле» не ответили на сигнал сигналом, будто и не заметили… «Воля» скользила
мимо военных судов, оставшихся верными чести, – безлюдная, опозоренная…
«Заметили!» – вдруг ахнули моряки. Две чудовищные пушки на кормовой башне «Воли»
поднялись, башня повернулась в сторону миноносца… Командир на мостике «Керчи»,
схватясь за поручни, уставил облупленный большой нос навстречу смерти. Но пушки
пошевелились и застыли.

Развивая ход, «Воля» обогнула мол, и скоро горделивый профиль ее утонул за
горизонтом, чтобы через много лет пришвартоваться, обезоруженной, заржавленной и
навек опозоренной, в далекой Бизерте.

Командующий флотом Тихменев настоял на своем и выполнил формальный приказ
Совнаркома: дредноут «Воля» и шесть эскадренных миноносцев сдались в Севастополе
на милость. Экипаж и офицеры были отпущены на свободу.
Моряки разбрелись кто куда – на родину, по домам. Рассказывали, конечно, что рука,
мол, не поднялась топить корабли, а больше всего испугались сорока тысяч
черноморских красноармейцев, посуливших поднять на штыки весь Новороссийск.
Дредноут «Свободная Россия» и восемь эскадренных миноносцев остались в
Новороссийском порту. Назавтра истекал срок ультиматума. Над городом высоко
кружились германские самолеты. На рейде, среди играющих дельфинов, появлялись
перископы германских подводных лодок. В Темрюке, неподалеку, – слышно, –
высаживался немецкий десант. А на набережных Новороссийска, не расходясь, круглые
сутки бушевали митинги, и все напористее кричали какие-то штатские личности:

– Братишки, не губите себя, не топите флота…
– Офицеры одни хотят топить флот, офицеры, все до одного, купленные Антантой…

– В Севастополе покидали же в воду офицеров в декабре месяце, что же – сейчас
боитесь? Даешь вахрамееву ночь!..

Тут же вместо крикуна кидался агитатор, рвал на груди рубашку:
– Товарищи, не слушайте провокаторов. Уведете к немцам флот, немцы же вас будут
расстреливать из этих пушек… Не отдавайте оружия империалистам… Спасайте
мировую революцию!..
Вот тут и разберись: кого слушать? А на место агитатора вылезал фронтовик из
Екатеринодара, весь обвешанный оружием, опять грозил сорока тысячами штыков… И к
ночи на восемнадцатое июня многие команды не вернулись на суда, – скрылись,
разбежались, попрятались, ушли в горы…
Всю ночь миноносец «Керчь» переговаривался световыми сигналами. «Свободная
Россия» отвечала, что принципиально готова топиться, но команды на ней осталось из
двух тысяч меньше сотни, и вряд ли можно будет даже развести пары, отойти от стенки.
Миноносец «Гаджи-бей» промигал, что на нем все еще идет бурный митинг, появились
девки из города со спиртом, очевидно подосланные, и возможен грабеж судна. На
миноносце «Калиакирия» остались командир и судовой механик. На «Фидониси» – шесть
человек. О том же сигнализировали миноносцы «Капитан Баранов», «Сметливый»,
«Стремительный», «Пронзительный». Полностью команды находились только на
«Керчи» и «Лейтенанте Шестакове».

В полночь к «Керчи» подошла какая-то шлюпка, и дерзкий голос оттуда позвал:
– Товарищи моряки… С вами говорит корреспондент «Известий ЦИКа»… Только что
получена телеграмма из Москвы от адмирала Саблина: ни в коем случае флота не топить
и в Севастополь не идти, а ждать дальнейших распоряжений…
Матросы, перегнувшись с фальшборта, молча всматривались в темноту, где качалась