Page 182 - Рассказы

– Ах, вечно живой, вечно остроумный! И откуда у вас только это берется? Серьезно,
что у вас новенького?
Зубами прикусываю нижнюю губу; лишний раз убеждаюсь, что кровь у меня
солоноватая, с металлическим вкусом.
– Как вампиры могут пить такую гадость?
– Что-о?
– Я говорю, что не понимаю: какой вкус находят вампиры в человеческой крови.
Она нисколько не удивляется обороту разговора:
– А вы верите в вампиров?
Надо бы, конечно, сказать, что не верю, но так как мне все это совершенно
безразлично, я вяло отвечаю:
– Верю.
– Ну как вам не стыдно! Вы культурный человек, а верите в вампиров. Ну, скажите:
какие основания для этого вы имеете? Алло!
– Что?
– Я спрашиваю: какие у вас основания?
– На кого? – бессмысленно спрашиваю я, читая плакат сбоку телефона: «Сто рублей
тому, кто докажет, что у Нарановича готовое платье не дешевле, чем у других».
– «На кого» не говорят. Говорят: для чего.
– Что «для чего»?
– Основания.
– Жизнь не ждет, – возражаю я, как мне кажется, довольно основательно.
– Нет, вы мне скажите, почему вы верите в вампиров? Что за косность?
– Интуиция.
Вероятно, она не знает этого слова, потому что говорит «а-а-а» и, как вспугнутая птица,
перепархивает на другой сук:
– Что у вас, вообще, слышно?
– Сто рублей тому, кто докажет, что у Нарановича готовое платье не дешевле, чем у
других.
– У какого Нарановича?
– Портной. Вероятно, дамский.
– Не говорите пошлостей. Вы забываете, что разговариваете с барышней. Вообще, вы
за последнее время ужасно испортились.
И вот мы стоим на расстоянии двух или трех верст друг от друга, приложив к уху по
куску черного, выдолбленного внутри каучука. От меня к ней тянется тонкаяпретонкая
проволока – единственное связующее нас звено.
Почему проволока так редко рвется? Хорошо, если бы какая-нибудь большая птица
уселась на самое слабое место проволоки и… А ведь в самом деле – может же это случиться?
Если положить потихоньку трубку на подоконник и уйти? А потом свалить все на «этот
проклятый телефон». («Вечная история с этими проводами! Поговорить даже не дадут как
следует!»)
Но нужно прервать беседу на моих словах. Пусть барышня думает, что я вне себя от
досады, не успев рассказать начатое.
Я кричу:
– Алло! Вы слушаете? Я вам сейчас что-то расскажу – только между нами. Ладно?
Даете слово?
– О, конечно, даю! Я умираю от любопытства!!
– Ну, смотрите. Вчера только что подхожу я к квартире Бакалеевых, вдруг выходит
оттуда Шмагин – бледный, как смерть! Я…
Я кладу трубку на подоконник (если повесить ее, барышня может через минуту опять
позвонить), – кладу трубку, облегченно вздыхаю и удаляюсь на цыпочках (громкие шаги
слышны в трубку).