Page 30 - Рассказы

этого.
Вечерние приключения состояли в том, что Химиков брал свой вечный кинжал,
кутался в плащ и шел, озираясь, в трактир «Черный Лебедь».
Этот трактир он избрал потому, что ему очень нравилось его название «Черный
Лебедь», что там собирались подонки населения города и что низкие, закопченные комнаты
трактира располагали к разного рода мечтам о приключениях.
Химиков пробирался в дальний угол, садился, драпируясь в свой плащ, и старался
сверкать глазами из-под надвинутой на них шляпы.
И всегда он таинственно озирался, хотя за ним никто не следил и мало кто
интересовался этой маленькой фигуркой в театральном черном плаще и шляпе, с
выглядывающими из-под нее тусклыми глазами, которые никак не могли засверкать,
несмотря на героические усилия их обладателя.
Усевшись, помощник счетовода хлопал в ладоши и кричал срывающимся голосом:
– Эй, паренек, позови ко мне трактирщика! Что там у него есть?
– Их нет-с, – говорил обычно слуга. – Они редко бывают. Что прикажете? Я могу
подать.
– Дай ты мне пива, только не в бутылке, а вылей в какой-нибудь кувшин. Да прикажи
там повару зажарить добрую яичницу. Ха-ха! – грубо смеялся он, хлопая себя по карману. –
Старый Матвей хочет сегодня погулять: он сделал сегодня недурное дельце.
Слуга в изумлении смотрел на него и потом, приняв прежний апатичный вид, шел
заказывать яичницу.
«Дельце» Химикова состояло в том, что он продал какому-то из купцов-клиентов
имевшееся у него на комиссии деревянное масло, но со стороны казалось, что заработанные
Химиковым три рубля обрызганы кровью ограбленного ночного путника.
Когда приносили яичницу и пиво, он брал кувшин, смотрел его на свет и с видом
записного пьяницы приговаривал:
– Доброе пиво! Есть чем Матвею промочить глотку.
И в это время он, маленький, худой, забывал о конторе, «домашних местах» и
квитанциях, сидя под своей громадной шляпой и уничтожая добрую яичницу, в полной
уверенности, что на него все смотрят с некоторым страхом и суеверным почтением.

III

Вокруг него шумела и ругалась городская голытьба, он думал: «Хорошо бы набрать
шаечку человек в сорок, да и навести ужас на все окрестности. Кто, – будут со страхом
спрашивать, – стоит во главе? Вы не знаете? Старый Матвей. Это – страшный человек!
Потом княжну какуюнибудь украсть…»
Он шарил под плащом находившийся там между складками кинжал и, найдя,
судорожно сжимал рукоятку.
Покончив с яичницей и пивом, расплачивался, небрежно бросал слуге на чай и,
драпируясь в плащ, удалялся.
«Хорошо бы, – подумал он, – если бы у дверей трактира была привязана лошадь.
Вскочил бы и ускакал». И помощник счетовода чувствовал такой прилив смелости, что мог
идти на грабеж, убийство, кражу, но непременно у богатого человека («эти деньги я все
равно отдал бы нуждающимся»).
Если по пути попадался нищий, Химиков вынимал из кармана серебряную монету
(несмотря на скудость бюджета, он никогда не вынул бы медной монеты) и, бросая ее
барским жестом, говорил:
– Вот… возьми себе.
При этом монету бросал он на землю, что доставляло нищему большие хлопоты и
вызывало утомительные поиски, но Химиков понимал благотворительность только при
помощи этого эффектного жеста, никогда не давая монету в руку попрошайке.