Page 46 - Рассказы

Четверорукова, на притихшего Сандомирского, энергично вскочила и сказала, истерически
смеясь:
– Я тоже люблю красоту и ненавижу трусость. Я для вас разденусь! Прикажите только
вашему кардиналу отвернуться.
– Кардинал! – строго сказал незнакомец. – Вам, как духовному лицу, нельзя смотреть
на сцену сцен. Закройтесь газетой!
– Симочка… – пролепетал Четвероруков. – Ты… немножко.
– Отстань, без тебя знаю!
Она расстегнула лиф, спустила юбку и, ни на кого не смотря, продолжала раздеваться,
бледная, с нахмуренными бровями.
– Не правда ли, я интересная? – задорно сказала она, улыбаясь углами рта. – Если вы
желаете меня поцеловать, можете попросить разрешения у мужа – он, вероятно, позволит.
– Баритон! Разреши мне почтительнейше прикоснуться к одной из лучших женщин,
которых я знал. Многие считают меня ненормальным, но я разбираюсь в людях!
Четвероруков молча, с прыгающей нижней челюстью и ужасом в глазах смотрел на
страшного пассажира.
– Сударыня! Он, очевидно, ничего не имеет против. Я почтительнейше поцелую вашу
руку…
Поезд замедлял ход, подходя к вокзалу большого губернского города.
– Зачем же руку? – болезненно улыбнулась Симочка. – Мы просто поцелуемся! Ведь я
вам нравлюсь?
Незнакомец посмотрел на ее стройные ноги в черных чулках, обнаженные руки и
воскликнул:
– Я буду счастлив!
Не сводя с мужа пылающего взгляда, Симочка обняла голыми руками незнакомца и
крепко его поцеловала. Поезд остановился.
Незнакомец поцеловал Симочкину руку, забрал свои вещи и сказал:
– Вы, кардинал, и вы, баритон! Поезд стоит здесь пять минут. Эти пять минут я тоже
буду стоять на перроне с револьвером в кармане. Если кто-нибудь из вас выйдет – я застрелю
того. Ладно?
– Идите уж себе! – простонал Сандомирский. Когда поезд двинулся, дверцы купе
приоткрылись, и в отверстие просунулась рука кондуктора с запиской. Четвероруков взял ее
и с недоумением прочел: «Сознайтесь, что мы не проскучали… Этот оригинальный, но
действительный способ сокращать дорожное время имеет еще то преимущество, что всякий
показывает себя в натуральную величину. Нас было четверо: дурак, трус, мужественная
женщина и я – весельчак, душа общества. Баритон! Поцелуйте от меня кардинала…»

Ложь

Трудно понять китайцев и женщин.
Я знал китайцев, которые два-три года терпеливо просиживали над кусочком слоновой
кости величиной с орех. Из этого бесформенного куска китаец с помощью целой армии
крохотных ножичков и пилочек вырезывал корабль – чудо хитроумия и терпения: корабль
имел все снасти, паруса, нес на себе соответствующее количество команды, причем каждый
из матросов был величиной с маковое зерно, а канаты были так тонки, что даже не
отбрасывали тени – и все это было ни к чему… Не говоря уже о том, что на таком судне
нельзя было сделать самой незначительной поездки – сам корабль был настолько хрупок и
непрочен, что одно легкое нажатие ладони уничтожало сатанинский труд глупого китайца.
Женская ложь часто напоминает мне китайский корабль величиной с орех – масса
терпения, хитрости – и все это совершенно бесцельно, безрезультатно, все гибнет от
простого прикосновения.