Page 4 - Бег

Барабанчикова. Ну что ну? Ему прислали депешу, что конница красная в тылу, а он,
язви его душу, расшифровку отложил до утра и в винт сел играть.
Голубков. Ну?
Барабанчикова. Малый в червах объявил.
Махров (тихо). Ого-го, до чего интересная особа!
Голубков. Простите, вы, по-видимому, в курсе дела: у меня были сведения, что здесь, в
Курчулане, должен был быть штаб генерала Чарноты?..
Барабанчикова. Вон какие у вас подробные сведения! Ну, был штаб, как не быть.
Только он весь вышел.
Голубков. А куда же он удалился?
Барабанчикова. Совершенно определенно, в болото.
Махров. А откуда вам все это известно, мадам?
Барабанчикова. Очень уж ты, архипастырь, любопытен!
Махров. Позвольте, почему вы именуете меня архипастырем?!
Барабанчикова. Ну, ладно, ладно, это скучный разговор, отойдите от меня.
Паисий вбегает, опять тушит свечи, все, кроме одной, смотрит в окно
Голубков. Что еще?
Паисий. Ох, сударь, и сами не знаем, кого нам еще господь послал и будем ли мы живы
к ночи! (Исчезает так, что кажется, будто он проваливается сквозь землю.)
Послышался многокопытный топот, в окне затанцевали отблески пламени.
Серафима. Пожар?
Голубков. Нет, это факелы. Ничего не понимаю, Серафима Владимировна! Белые
войска, клянусь, белые! Свершилось! Серафима Владимировна, слава богу, мы опять в руках
белых! Офицеры в погонах!
Барабанчикова (садится, кутаясь в попону). Ты, интеллигент проклятый, заткнись
мгновенно! «Погоны», «погоны»! Здесь не Петербург, а Таврия, коварная страна! Если на
тебя погоны нацепить, это еще не значит, что ты стал белый! А если отряд переодетый?
Тогда что?
Вдруг мягко ударил колокол.
Ну, зазвонили! Засыпались монахи-идиоты! (Голубкову.) Какие штаны на них?
Голубков. Красные!.. а вон еще въехали, у тех синие с красными боками…
Барабанчикова. «Въехали с боками»!.. Черт тебя возьми! С лампасами?
Послышалась глухая команда де Бризара: «Первый эскадрон, слезай!»
Что такое? Не может быть! Его голос! (Голубкову.) Ну, теперь кричи, теперь смело
кричи, разрешаю! (Сбрасывает с себя попону и тряпье и выскакивает в виде генерала
Чарноты. Он в черкеске со смятыми серебряными погонами. Револьвер, который у него был
в руках, засовывает в карман; подбегает к окну, распахивает его, кричит.) Здравствуйте,
гусары! Здравствуйте, донцы! Полковник Бризар, ко мне!
Дверь открывается, и первой вбегает Люська, в косынке сестры милосердия, в
кожаной куртке и в высоких сапогах со шпорами. За ней – обросший бородой де Бризар и
вестовой Крапилин с факелом.
Люська. Гриша! Гри-Гри! (Бросается на шею Чарноты.) Не верю глазам! Живой?
Спасся? (Кричит в окно.) Гусары, слушайте! Генерала Чарноту отбили у красных!
За окном шум и крики.
Ведь мы по тебе панихиды собирались служить!
Чарнота. Смерть видел вот так близко, как твою косынку. Я как поехал в штаб к
Крапчикову, а он меня, сукин кот, в винт посадил играть… малый в червах… и – на тебе –
пулеметы! Буденный – на тебе – с небес! Начисто штаб перебили! Я отстрелялся, в окно и
огородами в поселок, к учителю Барабанчикову, давай, говорю, документы! А он, в панике,
взял да не те документы мне и сунул! Приползаю сюда, в монастырь, глядь, документы-то
бабьи, женины,– мадам Барабанчикова, и удостоверение – беременная! Кругом красные, ну,
говорю, кладите меня, как я есть, в церкви! Лежу, рожаю, слышу, шпорами – шлеп, шлеп!..