Page 4 - Солнечный удар

Он вернулся в гостиницу настолько разбитый усталостью, точно совершил огромный
переход где-нибудь в Туркестане, в Сахаре. Он, собирая последние силы, вошел в свой
большой и пустой номер. Номер был уже прибран, лишен последних следов ее, – только
одна шпилька, забытая ею, лежала на ночном столике! Он снял китель и взглянул на себя в
зеркало: лицо его, – обычное офицерское лицо, серое от загара, с белесыми, выгоревшими от
солнца усами и голубоватой белизной глаз, от загара казавшихся еще белее, – имело теперь
возбужденное, сумасшедшее выражение, а в белой тонкой рубашке со стоячим крахмальным
воротничком было что-то юное и глубоко несчастное. Он лег на кровать, на спину, положил
запыленные сапоги на отвал. Окна были открыты, занавески опущены, и легкий ветерок от
времени до времени надувал их, веял в комнату зноем нагретых железных крыш и всего
этого светоносного и совершенно теперь опустевшего безмолвного волжского мира. Он
лежал, подложив руки под затылок, и пристально глядел в пространство перед собой. Потом
стиснул зубы, закрыл веки, чувствуя, как по щекам катятся из-под них слезы, – и, наконец,
заснул, а когда снова открыл глаза, за занавесками уже красновато желтело вечернее солнце.
Ветер стих, в номере было душно и сухо, как в духовой печи… И вчерашний день и
нынешнее утро вспомнились так, точно они были десять лет тому назад.
Он не спеша встал, не спеша умылся, поднял занавески, позвонил и спросил самовар и
счет, долго пил чай с лимоном. Потом приказал привести извозчика, вынести вещи и, садясь
в пролетку, на ее рыжее, выгоревшее сиденье, дал лакею целых пять рублей.
– А похоже, ваше благородие, что это я и привез вас ночью! – весело сказал извозчик,
берясь за вожжи.
Когда спустились к пристани, уже синела над Волгой синяя летняя ночь, и уже много
разноцветных огоньков было рассеяно по реке, и огни висели на мачтах подбегающего
парохода.
– В аккурат доставил! – сказал извозчик заискивающе.
Поручик и ему дал пять рублей, взял билет, прошел на пристань… Так же, как вчера,
был мягкий стук в ее причал и легкое головокружение от зыбкости под ногами, потом
летящий конец, шум закипевшей и побежавшей вперед воды под колесами несколько назад
подавшегося парохода… И необыкновенно приветливо, хорошо показалось от многолюдства
этого парохода, уже везде освещенного и пахнущего кухней.
Через минуту побежали дальше, вверх, туда же, куда унесло и ее давеча утром.
Темная летняя заря потухала далеко впереди, сумрачно, сонно и разноцветно отражаясь
в реке, еще кое-где светившейся дрожащей рябью вдали под ней, под этой зарей, и плыли и
плыли назад огни, рассеянные в темноте вокруг.
Поручик сидел под навесом на палубе, чувствуя себя постаревшим на десять лет.

Приморские Альпы. 1925