Page 103 - Зона
P. 103

Тогда Фидель крикнул:
                – Стой!

                Я обернулся и говорю:
                – Хочешь меня убить?

                Он произнес еле слышно:

                – Назад!
                Тут я обругал его последними словами. Теми, что слышал на лесоповале у костра. И
                около КПП на разводе. И за карточным столом перед дракой. И в тюрьме после шмона…

                – Назад, – повторил Фидель…
                Я шел не оборачиваясь. Я стал огромным. Я заслонил собой горизонт. Я слышал, как в
                опустевшей морозной тишине щелкнул затвор. Как, скрипнув, уступила боевая пружина.
                И вот уже наполнился патронник. Я чувствовал под гимнастеркой все девять кругов
                стандартной армейской мишени…

                И тут я ощутил невыносимый приступ злости. Как будто сам я, именно сам, целился в
                этого человека. И этот человек был единственным виновником моих несчастий. И на
                этом человеке без ремня лежала ответственность за все превратности моей судьбы. Вот
                только лица его я не успел разглядеть…

                Я остановился, посмотрел на Фиделя. Вздрогнул, увидев его лицо. (В зубах он держал
                меховую рукавицу.) Затем что-то крикнул и пошел ему навстречу.

                Фидель бросил автомат и заплакал. Стаскивая зачем-то полушубок. Обрывая пуговицы
                на гимнастерке.

                Я подошел к нему и встал рядом.
                – Ладно, – говорю, – пошли…
                Дорогой Игорь! (Ваше отчество растряслось на ухабах совместного путешествия.)
                Оно закончено. Тормоза последнего многоточия заскрипят через десять абзацев.
                Есть ощущение легкости и пустоты. Ведь я семнадцать лет готовил эту рукопись к
                печати. The end of something, как выразился бы господин Хемингуэй…
                Вы знаете, я человек не религиозный. Более того, неверующий. И даже не суеверный.
                Я не боюсь похоронных шествий, черных кошек и разбитых зеркал. Ежеминутно
                просыпаю соль. И на, Лене, которая шлет вам привет, женился тринадцатого (13!)
                декабря.

                Я крайне редко вижу сны. А если вижу, то на удивление примитивные. Например – у
                меня кончаются деньги в ресторане. Зигмунду Фрейду тут абсолютно нечего делать.

                У меня не случается дурных и тем более – радужных предчувствий. Я не ощущаю
                затылком пристальных взглядов. (Разве что они сопровождаются подзатыльниками.)
                Короче говоря, природа явно обделила меня своими трансцендентными дарами. И
                даже банальному материалистическому гипнозу я, как выяснилось, не подвержен.
                Но и меня задело легкое крыло потустороннего. Вся моя биография есть цепь хорошо
                организованных случайностей. На каждом шагу я различаю УКАЗУЮЩИЙ ПЕРСТ
                СУДЬБЫ. Да и как мне не верить судьбе? Уж слишком очевидны, трафареты, по
                которым написана моя злополучная жизнь. Голубоватые тонкие линии проступают
                на каждой странице моего единственного черновика.
                Набоков говорил: «Случайность – логика фортуны». И действительно, что может
                быть логичнее. безумной, красивой, абсолютно неправдоподобной" случайности?..
                Отец моего знакомого Шлафман рыл на даче яму под смородиновый куст. Где и настиг
                его приступ стенокардии. Как выяснилось, Шлафман рыл себе могилу. Случайность –
   98   99   100   101   102   103   104