Page 2 - К. Паустовский - Растрепанный воробей

фонарей и ложился на землю. И было непонятно, как с такого черного неба может слетать такой бе-
лый снег. И еще было непонятно, почему среди зимы и морозов распустились у мамы на столе в кор-
зине красные большие цветы. Но непонятнее всего была седая ворона. Она сидела на ветке за окном
и смотрела, не моргая, на Машу.

Ворона ждала, когда Петровна откроет форточку, чтобы проветрить на ночь комнату, и уведет
Машу умываться.

Как только Петровна и Маша уходили, ворона взлетала на форточку, протискивалась в комна-
ту, хватала первое, что попадалось на глаза, и удирала. Она торопилась, забывала вытереть лапы о
ковер и оставляла на столе мокрые следы. Петровна каждый раз, возвратившись в комнату, всплес-
кивала руками и кричала:

– Разбойница! Опять чего-нибудь уволокла!

Маша тоже всплескивала руками и вместе с Петровной начинала торопливо искать, что на
этот раз утащила ворона. Чаще всего ворона таскала сахар, печенье и колбасу.

Жила ворона в заколоченном на зиму ларьке, где летом продавали мороженое. Ворона была
скупая, сварливая. Она забивала клювом в щели ларька все свои богатства, чтобы их не разворовали
воробьи.

Иной раз по ночам ей снилось, будто воробьи прокрались в ларек и выдалбливают из щелей
кусочки замерзшей колбасы, яблочную кожуру и серебряную обертку от конфет. Тогда ворона сер-
дито каркала во сне, а милиционер на соседнем углу оглядывался и прислушивался. Он уже давно
слышал по ночам карканье из ларька и удивлялся. Несколько раз он подходил к ларьку и, загоро-
дившись ладонями от света уличного фонаря, всматривался внутрь. Но в ларьке было темно, и толь-
ко на полу белел поломанный ящик.

Однажды ворона застала в ларьке маленького растрепанного воробья по имени Пашка. Жизнь
для воробьев пришла трудная. Маловато было овса, потому что лошадей в городе почти не осталось.
В прежние времена – их иногда вспоминал Пашкин дед, старый воробей по прозвищу Чичкин, – во-
робьиное племя все дни толкалось около извозчичьих стоянок, где овес высыпался из лошадиных
торб на мостовую.

А теперь в городе одни машины. Они овсом не кормятся, не жуют его с хрупом, как добро-
душные лошади, а пьют какую-то ядовитую воду с едким запахом. Воробьиное племя поредело.

Иные воробьи подались в деревню, поближе к лошадям, а иные – в приморские города, где
грузят на пароходы зерно, и потому там воробьиная жизнь сытая и веселая.

«Раньше, – рассказывал Чичкин, – воробьи собирались стаями по две-три тысячи штук. Быва-
ло, как вспорхнут, как рванут воздух, так не то что люди, а даже извозчичьи лошади шарахались и
бормотали: «Господи, спаси и помилуй! Неужто нету на этих сорванцов управы?»

А какие были воробьиные драки на базарах! Пух летал облаками. Теперь таких драк нипочем
не допустят...»

Ворона застала Пашку, как только он юркнул в ларек и не успел еще ничего выковырять из
щели. Она стукнула

Пашку клювом по голове. Пашка упал и завел глаза: прикинулся мертвым. Ворона выбросила
его из ларька и напоследок каркнула – выбранилась на все воробьиное вороватое племя.