Page 42 - Дети подземелья

Отец опять тяжело вздохнул. Справился ли он сам с овладевшим им

исступлением, я до сих пор не знаю. Но в эту критическую минуту
раздался вдруг за открытым окном резкий голос Тыбурция:
– Эге-ге!.. Мой бедный маленький друг…
«Тыбурций пришел!» – промелькнуло у меня в голове, но, даже
чувствуя, как дрогнула рука отца, лежавшая на моем плече, я не
представлял себе, чтобы появление Тыбурция или какое бы то ни было
другое внешнее обстоятельство могло стать между мною и отцом, могло
отклонить то, что я считал неизбежным.
Между тем Тыбурций быстро отпер входную дверь и, остановившись
на пороге, в одну секунду оглядел нас обоих своими острыми, рысьими
глазами.
– Эге-ге!.. Я вижу моего молодого друга в очень затруднительном
положении…
Отец встретил его мрачным и удивленным взглядом, но Тыбурций
выдержал этот взгляд спокойно. Теперь он был серьезен, не кривлялся, и
глаза его глядели как-то особенно грустно.

– Пан судья! – заговорил он мягко. – Вы человек справедливый…
отпустите ребенка. Малый был в «дурном обществе», но, видит бог, он не
сделал дурного дела, и если его сердце лежит к моим оборванным
беднягам, то, клянусь, лучше велите меня повесить, но я не допущу, чтобы
мальчик пострадал из-за этого. Вот твоя кукла, малый!
Он развязал узелок и вынул оттуда куклу.
Рука отца, державшая мое плечо, разжалась. В лице виднелось
изумление.
– Что это значит? – спросил он наконец.
– Отпустите мальчика, – повторил Тыбурций, и его широкая ладонь
любовно погладила мою опущенную голову. – Вы ничего не добьетесь от
него угрозами, а между тем я охотно расскажу вам все, что вы желаете
знать… Выйдем, пан судья, в другую комнату.

Отец, все время смотревший на Тыбурция удивленными глазами,
повиновался. Оба они вышли, а я остался, подавленный ощущениями,
переполнившими мое сердце. В эту минуту я ни в чем не отдавал себе
отчета. Был только маленький мальчик, в сердце которого встряхнули два
разнообразных чувства: гнев и любовь – так сильно, что это сердце
замутилось. Этот мальчик был я, и мне самому себя было как будто жалко.
Да еще были два голоса, смутным, хотя и оживленным говором звучавшие
за дверью…
Я все еще стоял на том же месте, как дверь кабинета отворилась и оба