Page 381 - Рассказы. Повести. Пьесы

все это как истинный друг… (Жмет ей руку.) Ты способна на жертвы… Будь моим другом,
отпусти меня…
Аркадина (в сильном волнении). Ты так увлечен?
Тригорин. Меня манит к ней! Быть может, это именно то, что мне нужно.
Аркадина. Любовь провинциальной девочки? О, как ты мало себя знаешь!
Тригорин. Иногда люди спят на ходу, так вот я говорю с тобою, а сам будто сплю и
вижу ее во сне… Мною овладели сладкие, дивные мечты… Отпусти…
Аркадина (дрожа). Нет, нет… Я обыкновенная женщина, со мною нельзя говорить
так… Не мучай меня, Борис… Мне страшно…
Тригорин. Если захочешь, ты можешь быть необыкновенною. Любовь юная,
прелестная, поэтическая, уносящая в мир грез, — на земле только она одна может дать
счастье! Такой любви я не испытал еще… В молодости было некогда, я обивал пороги
редакций, боролся с нуждой… Теперь вот она, эта любовь, пришла наконец, манит… Какой
же смысл бежать от нее?
Аркадина (с гневом). Ты сошел с ума!
Тригорин. И пускай.
Аркадина. Вы все сговорились сегодня мучить меня! (Плачет.)
Тригорин (берет себя за голову). Не понимает! Не хочет понять!
Аркадина. Неужели я уже так стара и безобразна, что со мною можно, не стесняясь,
говорить о других женщинах? (Обнимает его и целует.) О, ты обезумел! Мой прекрасный,
дивный… Ты последняя страница моей жизни! (Становится на колени.) Моя радость, моя
гордость, мое блаженство… (Обнимает его колени.) Если ты покинешь меня хотя на один
час, то я не переживу, сойду с ума, мой изумительный, великолепный, мой повелитель…
Тригорин. Сюда могут войти. (Помогает ей встать.)
Аркадина. Пусть, я не стыжусь моей любви к тебе. (Целует ему руки.) Сокровище
мое, отчаянная голова, ты хочешь безумствовать, но я не хочу, не пущу… (Смеется.) Ты
мой… ты мой… И этот лоб мой, и глаза мои, и эти прекрасные шелковистые волосы тоже
мои… Ты весь мой. Ты такой талантливый, умный, лучший из всех теперешних писателей,
ты единственная надежда России… У тебя столько искренности, простоты, свежести,
здорового юмора… Ты можешь одним штрихом передать главное, что характерно для лица
или пейзажа, люди у тебя как живые. О, тебя нельзя читать без восторга! Ты думаешь, это
фимиам? Я льщу? Ну, посмотри мне в глаза… посмотри… Похожа я на лгунью? Вот и
видишь, я одна умею ценить тебя; одна говорю тебе правду, мой милый, чудный… Поедешь?
Да? Ты меня не покинешь?..
Тригорин. У меня нет своей воли… У меня никогда не было своей воли… Вялый,
рыхлый, всегда покорный — неужели это может нравиться женщине? Бери меня, увози, но
только не отпускай от себя ни на шаг…
Аркадина (про себя). Теперь он мой. (Развязно, как ни в чем не бывало.) Впрочем,
если хочешь, можешь остаться. Я уеду сама, а ты приедешь потом, через неделю. В самом
деле, куда тебе спешить?
Тригорин. Нет, уж поедем вместе.
Аркадина. Как хочешь. Вместе, так вместе…

Пауза.
Тригорин записывает в книжку.

Что ты?
Тригорин. Утром слышал хорошее выражение: «Девичий бор…» Пригодится.
(Потягивается.) Значит, ехать? Опять вагоны, станции, буфеты, отбивные котлеты,
разговоры…
Шамраев (входит). Имею честь с прискорбием заявить, что лошади поданы. Пора
уже, многоуважаемая, ехать на станцию; поезд приходит в два и пять минут. Так вы же,